А в это самое время статически сжатый воздух действует как едущая на такси весна
читать дальше
Я проснулся в полной тишине. В течение двадцати с лишним лет я слышу эту бесконечную тишину Системы. Ни одной поющей птицы, ни завывающего ветра в трубах огромного замка, водруженного на Мусорную корзину. Редко-редко мне еще снятся песчаные бури и ливни. Издалека здание напоминает инфернальный костел, классический пример готической архитектуры, из нижних окон которого пышет дымом и пламенем. В центре цокольного этажа круглая дыра, откуда воняет, как из крематория или пасти падальщика, веет таким жаром, что запросто опалить брови. Дым и пепел разъедают глаза и горло.
Внутри замка, впрочем, этого никогда не ощущается, слава Уту.
оченьмногобукафКак всегда темно. К этому сложно привыкнуть, когда ты помнишь себя жителем пустыни. Но если ты способен полюбить насилие над собой, можно смириться и с отсутствием на небе солнца...и отсутствием неба тоже. С тишиной свыкнуться тоже можно, и потом, в ней гораздо лучше звучит музыка. Там, в иной вселенной где-я-когда-то-жил звуки гитары вынуждены пробиваться сквозь шум города. Здесь шум создавать могут только трое обитателей корзины, да чертовы улитки.
Подушки хранят запах тела Альтер, особенно, ее любимого шампуня, напоминающего детские жевательные резинки. Ей лучше не видеть меня, зарывшегося в них сейчас носом и вдыхающим этот аромат, смешанный с легким шлейфом духов и чем-то особенным, свойственным только этой женщине. Подушка мягкая, покрыта тончайшим шелком, какой я только могу вообразить (плевать, что это просто текстура!), и насквозь пропитана Ей. Странно, что стерва не разбудила меня одним из своих милых фокусов. Или новостью о готовых блинчиках. Иного у нее не бывает.
Из обрамленного тяжелыми шторами окна открывается вид на всю систему, посреди которой сияет белым древом реестр. Лучи света проходят через ноздреватые каменные залежи и падают зайчиками на степь из перетекающих темными оттенками битых растений. Странно, но они, похоже, единственное, что подвергается здесь временному изменению и распускает во все сезоны разные цветки. Когда Айми была поменьше, мы трое часто наведывались туда, и девчонки плели венки. Моим пальцам, огрубевшим от струн, никогда не хватало ловкости - стебли ломаются. Или все дело в опыте? Там, откуда я родом...То есть, там, откуда я помню, что родом, плести что-то не приходилось - для этого были слуги.
Пальчики Айми шустрей всех: такие крошечные, но могут сплести венок в считанные секунды и даже маленький браслет на руку. Она всегда делала три таких: каждому из нас. А мне оставалось сидеть и наслаждаться этим творческим процессом. Иногда Альтер просила, раз уж венки не даются, заплести им обеим волосы в косы. Айми тогда еще не стриглась так коротко, и у нее волосы доходили ниже пояса. Но, конечно, с длинными кудрями моей матери это не сравнится: требовалось десять слуг, чтобы причесать ее тяжелые волосы и заплести в прическу. До сих пор помню, когда засыпал прямо на них - у этих струящихся локонов был изумительный запах, как ни у какой другой женщины. Нинсун пела, что-то вышивала при свечах и я, как околдованный, наблюдал за тем, как ловко и быстро ходит туда-сюда иголка, пока не слипались веки. Сколько мне было тогда? Не больше семи...
Я знаю, что этого никогда не было, но не могу выкинуть из головы те ясные и яркие ощущения ненастоящего прошлого.
Тишина начинает беспокоить, кроме того, след Альтер такой слабый, что почти не улавливается в помещении. Память подкидывает замечательные воспоминания о последнем приступе бешенства матки этой женщины, когда она, вдруг, порывается куда-то бежать, плачет и клянется, что настанет день, когда она покинет эту систему. Ни одна из пыток не пугает так сильно, как свернувшаяся в маленький плачущий комочек бестия. В прошлый раз она даже успела спуститься на лестницу, и я чудом ее выловил. По спине пробегают мурашки и проступает холодный пот.
Наскоро напяливаю первое, что попалось под руку из одежды.
На холодильник магнитом прижата свернутая записка, и ее страшно читать, учитывая мое имя, написанное на бумаге каллиграфическим почерком Галла. Но я все равно рискну.
"Гильгамеш, думаю, этот день настал. Ты стал достаточно сильным, ты способен жить дальше сам. Я научила тебя всему, чему могла научить, но сейчас я должна уйти. Я иду ко дну, я не хочу тащить туда тебя. Не знаю, сколько еще мой разум сможет соревноваться с буйствующим безумием вируса. Прости. Прощай."
Это шутка? Это, должно быть, шутка? Я перечитываю десять раз, пятнадцать - но содержимое все то же.
-Альтер! - кричу я, и голос какой-то визжащий, совсем не мой. Она не отвечает. Я бегаю по комнатам, но там ее след почти не ощущается. Она просто где-то прячется, да? Ей нравится глумиться надо мной. Да, верно, проверяет меня...Придумала новую пытку...Но куда уж извращенней, чем тогда с помадой? Лансер до сих пор иногда дразнит "красными губками".
Альтер, ответь на мой крик! Просто ответь! Это глупо, это страшно...сколько раз я умолял не давить на ЭТОТ чертов страх одиночества? Мою личную Ахиллесову пяту...как бы иронично это не звучало, от того, кто представляет собой сплошную Ахиллесову пяту.
Замок такой огромный - голос я себе уже сорвал. Хриплое подобие вырывается наружу, как карканье вороны. И тут я понимаю, что и следа Айми я тоже не ощущаю...В этот момент разум будто пробивает молния. Насколько могу быстро, бегу обратно наверх и открываю дверь комнаты - пусто.
Неужели она и ее забрала? Зачем? Почему? Как она могла?
Я вынес все, что она мне подкинула. Все, начиная с этих сраных проколотых сосков и заканчивая вчерашним...много чем. Все эти выволакивания в ванну за волосы, все плетки, все капризы, все приказы, все оплеухи, все пробитые гвоздями ладони и стопы, все каленое железо (О, Шамаш, как она это любит). Я пережил каждую истерику дряной грязной извращенки, каждый день ее беременности с психозами и попытками убийства или самоубийства - что придет в голову. Что я сделал не так? Я смирился с тем, что я собой представляю, я отдался в ее полную власть, и знала бы ОНА что это значит для меня...И все, что она мне оставила - записка в три строки на холодильнике?!
Спасибо, я тут воспользовалась вашей квартирой. Правда теперь от нее остался один пол. До свидания, не злитесь.
Лучше бы она меня убила! Отрезала мне голову перед уходом. Разорвала бы пополам. Я бы стерся навсегда и пребывал в той форме, в которой был изначально. В вечном забытьи, крутился бы в цикле своей системы.
Почему ты не переломила мне шею, пока я боялся, пока не проникся этой чертовщиной! Любовь ли это вообще? Почему я не сдох от тех сороконожек! Или нет...когда сражался с Ариадной...от позора или ошибки в коде!?
Я сам не замечаю, как разнес мебель в комнате: все диваны, все стулья разметаны, обивка вспорота, и из нее выступает белое мясо наполнителя.
Хочется кричать, но смысла нет и голоса нет. Никто не услышит меня, а если и услышит, то только усмехнется.
Что делать? Вирусная лента подсказывает путь, приближаясь опасно близко к горлу. Нет. Я не хочу исчезнуть и снова стать тем Гильгамешем. Нет. Слишком много я пережил, чтобы теперь все бросить. Сам я себя убивать не стану.
Забыться. Чтобы не было ничего вокруг. И чтобы меня не было.
Плохой алкоголь: вкус спирта и никакого аромата. Откуда у нас это сивушное дерьмо? Не знаю. Что нашлось первым.
Ушла.
Почему на самом деле? Все эти ее глупые отговорки, но на самом деле причина в чем-то еще. Наигралась? Надоел? Получай теперь от богов за прегрешения той-жизни-которой-никогда-не-было. Скольких ты так же выкинул?
Рыжая тварь. Я в самом деле тебя любил. Люблю. Все остальное было понарошку. Вся та жизнь была понарошку. Нет, сучка, ты не уйдешь от меня так просто. Даже если ты в Иркалле - я достану тебя.
Ты моя. Ты сама так захотела, и теперь не смей отпираться. Сама умоляла тебя не отталкивать и не бросать. Ты никуда не денешься и можешь дуракам петь песни о том, как ты тонешь. Что ты знаешь о том, как оказаться на этом самом дне? Я там был уже. И теперь я снова на нем.
Я вытащу тебя из задницы сети. Пойти к Ариадне. Попросить найти. ПОПРОСИТЬ У АРИАДНЫ. Ну, и пошлость. Надо еще бутылку, чтобы смочь сказать ему в глаза: Найди Альтер пожалуйста.
Не соизволит ли ваша шумерская задница найти беглую дрянь?
Не будет ли так любезен местный королек порыться в сети?
Ты найдешь Альтер, я знаю, ты что угодно найдешь. В отличие от меня ты полноценная программа.
Ты, тварь, отобравшая у меня врата, ты мне должен. Да. Иначе Альтер вырвала бы тебе яйца за то, что ты с ней сделал и потом бросил умирать. Ты мне должен. Ты вернешь ее. Вы все мне должны. Потому что вы все бы застряли в зеркалах.
Я забрал ЕЕ ярость.
Дурацкие буквы над порталами. Когда не по-шумерски ничего не понятно после выпивки. Главное не вопить на родном. Ничего не поймут. И так-то не поймут. А тут вдвойне.
Надо бы прихватить гитару и спеть синей шавке. Ему понравится выступление ранним утром. А если и не понравится - плевать. Что ты мне сделаешь?
Вот портал. Вот, сюда. Проснитесь и почувствуйте запах кофе, уроды.
Я проснулся в полной тишине. В течение двадцати с лишним лет я слышу эту бесконечную тишину Системы. Ни одной поющей птицы, ни завывающего ветра в трубах огромного замка, водруженного на Мусорную корзину. Редко-редко мне еще снятся песчаные бури и ливни. Издалека здание напоминает инфернальный костел, классический пример готической архитектуры, из нижних окон которого пышет дымом и пламенем. В центре цокольного этажа круглая дыра, откуда воняет, как из крематория или пасти падальщика, веет таким жаром, что запросто опалить брови. Дым и пепел разъедают глаза и горло.
Внутри замка, впрочем, этого никогда не ощущается, слава Уту.
оченьмногобукафКак всегда темно. К этому сложно привыкнуть, когда ты помнишь себя жителем пустыни. Но если ты способен полюбить насилие над собой, можно смириться и с отсутствием на небе солнца...и отсутствием неба тоже. С тишиной свыкнуться тоже можно, и потом, в ней гораздо лучше звучит музыка. Там, в иной вселенной где-я-когда-то-жил звуки гитары вынуждены пробиваться сквозь шум города. Здесь шум создавать могут только трое обитателей корзины, да чертовы улитки.
Подушки хранят запах тела Альтер, особенно, ее любимого шампуня, напоминающего детские жевательные резинки. Ей лучше не видеть меня, зарывшегося в них сейчас носом и вдыхающим этот аромат, смешанный с легким шлейфом духов и чем-то особенным, свойственным только этой женщине. Подушка мягкая, покрыта тончайшим шелком, какой я только могу вообразить (плевать, что это просто текстура!), и насквозь пропитана Ей. Странно, что стерва не разбудила меня одним из своих милых фокусов. Или новостью о готовых блинчиках. Иного у нее не бывает.
Из обрамленного тяжелыми шторами окна открывается вид на всю систему, посреди которой сияет белым древом реестр. Лучи света проходят через ноздреватые каменные залежи и падают зайчиками на степь из перетекающих темными оттенками битых растений. Странно, но они, похоже, единственное, что подвергается здесь временному изменению и распускает во все сезоны разные цветки. Когда Айми была поменьше, мы трое часто наведывались туда, и девчонки плели венки. Моим пальцам, огрубевшим от струн, никогда не хватало ловкости - стебли ломаются. Или все дело в опыте? Там, откуда я родом...То есть, там, откуда я помню, что родом, плести что-то не приходилось - для этого были слуги.
Пальчики Айми шустрей всех: такие крошечные, но могут сплести венок в считанные секунды и даже маленький браслет на руку. Она всегда делала три таких: каждому из нас. А мне оставалось сидеть и наслаждаться этим творческим процессом. Иногда Альтер просила, раз уж венки не даются, заплести им обеим волосы в косы. Айми тогда еще не стриглась так коротко, и у нее волосы доходили ниже пояса. Но, конечно, с длинными кудрями моей матери это не сравнится: требовалось десять слуг, чтобы причесать ее тяжелые волосы и заплести в прическу. До сих пор помню, когда засыпал прямо на них - у этих струящихся локонов был изумительный запах, как ни у какой другой женщины. Нинсун пела, что-то вышивала при свечах и я, как околдованный, наблюдал за тем, как ловко и быстро ходит туда-сюда иголка, пока не слипались веки. Сколько мне было тогда? Не больше семи...
Я знаю, что этого никогда не было, но не могу выкинуть из головы те ясные и яркие ощущения ненастоящего прошлого.
Тишина начинает беспокоить, кроме того, след Альтер такой слабый, что почти не улавливается в помещении. Память подкидывает замечательные воспоминания о последнем приступе бешенства матки этой женщины, когда она, вдруг, порывается куда-то бежать, плачет и клянется, что настанет день, когда она покинет эту систему. Ни одна из пыток не пугает так сильно, как свернувшаяся в маленький плачущий комочек бестия. В прошлый раз она даже успела спуститься на лестницу, и я чудом ее выловил. По спине пробегают мурашки и проступает холодный пот.
Наскоро напяливаю первое, что попалось под руку из одежды.
На холодильник магнитом прижата свернутая записка, и ее страшно читать, учитывая мое имя, написанное на бумаге каллиграфическим почерком Галла. Но я все равно рискну.
"Гильгамеш, думаю, этот день настал. Ты стал достаточно сильным, ты способен жить дальше сам. Я научила тебя всему, чему могла научить, но сейчас я должна уйти. Я иду ко дну, я не хочу тащить туда тебя. Не знаю, сколько еще мой разум сможет соревноваться с буйствующим безумием вируса. Прости. Прощай."
Это шутка? Это, должно быть, шутка? Я перечитываю десять раз, пятнадцать - но содержимое все то же.
-Альтер! - кричу я, и голос какой-то визжащий, совсем не мой. Она не отвечает. Я бегаю по комнатам, но там ее след почти не ощущается. Она просто где-то прячется, да? Ей нравится глумиться надо мной. Да, верно, проверяет меня...Придумала новую пытку...Но куда уж извращенней, чем тогда с помадой? Лансер до сих пор иногда дразнит "красными губками".
Альтер, ответь на мой крик! Просто ответь! Это глупо, это страшно...сколько раз я умолял не давить на ЭТОТ чертов страх одиночества? Мою личную Ахиллесову пяту...как бы иронично это не звучало, от того, кто представляет собой сплошную Ахиллесову пяту.
Замок такой огромный - голос я себе уже сорвал. Хриплое подобие вырывается наружу, как карканье вороны. И тут я понимаю, что и следа Айми я тоже не ощущаю...В этот момент разум будто пробивает молния. Насколько могу быстро, бегу обратно наверх и открываю дверь комнаты - пусто.
Неужели она и ее забрала? Зачем? Почему? Как она могла?
Я вынес все, что она мне подкинула. Все, начиная с этих сраных проколотых сосков и заканчивая вчерашним...много чем. Все эти выволакивания в ванну за волосы, все плетки, все капризы, все приказы, все оплеухи, все пробитые гвоздями ладони и стопы, все каленое железо (О, Шамаш, как она это любит). Я пережил каждую истерику дряной грязной извращенки, каждый день ее беременности с психозами и попытками убийства или самоубийства - что придет в голову. Что я сделал не так? Я смирился с тем, что я собой представляю, я отдался в ее полную власть, и знала бы ОНА что это значит для меня...И все, что она мне оставила - записка в три строки на холодильнике?!
Спасибо, я тут воспользовалась вашей квартирой. Правда теперь от нее остался один пол. До свидания, не злитесь.
Лучше бы она меня убила! Отрезала мне голову перед уходом. Разорвала бы пополам. Я бы стерся навсегда и пребывал в той форме, в которой был изначально. В вечном забытьи, крутился бы в цикле своей системы.
Почему ты не переломила мне шею, пока я боялся, пока не проникся этой чертовщиной! Любовь ли это вообще? Почему я не сдох от тех сороконожек! Или нет...когда сражался с Ариадной...от позора или ошибки в коде!?
Я сам не замечаю, как разнес мебель в комнате: все диваны, все стулья разметаны, обивка вспорота, и из нее выступает белое мясо наполнителя.
Хочется кричать, но смысла нет и голоса нет. Никто не услышит меня, а если и услышит, то только усмехнется.
Что делать? Вирусная лента подсказывает путь, приближаясь опасно близко к горлу. Нет. Я не хочу исчезнуть и снова стать тем Гильгамешем. Нет. Слишком много я пережил, чтобы теперь все бросить. Сам я себя убивать не стану.
Забыться. Чтобы не было ничего вокруг. И чтобы меня не было.
Плохой алкоголь: вкус спирта и никакого аромата. Откуда у нас это сивушное дерьмо? Не знаю. Что нашлось первым.
Ушла.
Почему на самом деле? Все эти ее глупые отговорки, но на самом деле причина в чем-то еще. Наигралась? Надоел? Получай теперь от богов за прегрешения той-жизни-которой-никогда-не-было. Скольких ты так же выкинул?
Рыжая тварь. Я в самом деле тебя любил. Люблю. Все остальное было понарошку. Вся та жизнь была понарошку. Нет, сучка, ты не уйдешь от меня так просто. Даже если ты в Иркалле - я достану тебя.
Ты моя. Ты сама так захотела, и теперь не смей отпираться. Сама умоляла тебя не отталкивать и не бросать. Ты никуда не денешься и можешь дуракам петь песни о том, как ты тонешь. Что ты знаешь о том, как оказаться на этом самом дне? Я там был уже. И теперь я снова на нем.
Я вытащу тебя из задницы сети. Пойти к Ариадне. Попросить найти. ПОПРОСИТЬ У АРИАДНЫ. Ну, и пошлость. Надо еще бутылку, чтобы смочь сказать ему в глаза: Найди Альтер пожалуйста.
Не соизволит ли ваша шумерская задница найти беглую дрянь?
Не будет ли так любезен местный королек порыться в сети?
Ты найдешь Альтер, я знаю, ты что угодно найдешь. В отличие от меня ты полноценная программа.
Ты, тварь, отобравшая у меня врата, ты мне должен. Да. Иначе Альтер вырвала бы тебе яйца за то, что ты с ней сделал и потом бросил умирать. Ты мне должен. Ты вернешь ее. Вы все мне должны. Потому что вы все бы застряли в зеркалах.
Я забрал ЕЕ ярость.
Дурацкие буквы над порталами. Когда не по-шумерски ничего не понятно после выпивки. Главное не вопить на родном. Ничего не поймут. И так-то не поймут. А тут вдвойне.
Надо бы прихватить гитару и спеть синей шавке. Ему понравится выступление ранним утром. А если и не понравится - плевать. Что ты мне сделаешь?
Вот портал. Вот, сюда. Проснитесь и почувствуйте запах кофе, уроды.