Коротенькая) Знаете, я тут заметила, что многоточий у меня многоватоГлава 5. Вороны.
Запись на стене куском угля:
Вороны, вороны, вороны. Тим тоже ворона. Он пришел за мной, и не удосужился принять облик менее очевидный. Грязная ворона, не дождался чая. Глупая старуха. Обещала чай.
Умная старуха. Таким гостям чай не положен. Они вообще не гости.читать дальшеСлюна капает из перемазанных углем губ. Руки и грудь стягивают кожаные ремни, и все лицо покрыто синяками, а под носом ссохлись корки крови. Он не помнит, но опять бился об пол головой. Запах медикаментов впился в ноздри, и казалось, что все внутри уже пропиталось им. Тело распласталось по холодному полу, от которого тащило хлоркой. Желтый свет жег глаза. Но даже с закрытыми веками желтизна прорывалась в голову и продолжала бурить мозг. Дарк так хотел выцарапать чертовы глаза, но не мог, потому его конечности сцепляли кожаные крепкие ремни и стягивали завязанные санитарами тряпки. Он напоминал аскариду. Мутное сознание почти не разбирало ничего вокруг, только чертов свет.
Но вот раздаются шаги, что-то мелькает перед застывшим взглядом, оно косит огромным глазом, уходит, гася желтый свет лампады и оставляя в полной темноте. Раздаются вопли из соседних палат и коридора, шаги, шаги…вновь истошный крик…Как это знакомо…Медленно они все стихают: удары и снова тихие-тихие стоны. Как это все чертовски знакомо.
Даже не закрывая век, Дарк пропадает в темноте.
Холодное прикосновение выводит из транса. Зачем чертов санитар погасил лампу? Испуганные глаза смотрят вперед, дыхание задерживается в груди, застревает на полпути, и не вырвавшийся крик встает в горле. Седой боится признаться себе, но нега от этого испуга, от встречи с призраком, начинает медленно сменять страх. Тихим скулежом воздух все же выходит наружу.
Она сидит рядом, смотрит своими черными глазами, и чернильные слезы текут по щекам, капают вниз, ударяясь об его лицо. Она проводит по волосам рукой, наклоняется и нежно-нежно целует его в лоб. Опешивший, юноша замирает…Она разжимает над ним кулачок, в котором держит ночного мотылька, вспорхнувшего и севшего на стену. Она кладет голову ему на грудь… Ее губы беззвучно шепчут.
Его все еще потряхивает в нервозности. Холодные потоки ее слез текут по груди. Улыбка, измученная, медленно расплывается по лицу Дарка. Он бы, верно, обнял ее и прижал к себе, успокаивая, но руки были стянуты ремнями. Впервые он спокойно, смирившись с бессонницей, лежал, уставившись в темноту и слушая всхлипы маленького привидения.
***
Дверь скрипнула. Наваждение исчезло, вместе со всеми следами своего пребывания. Сюда впустили свет, а он прогонял маленькое привидение. Кто-то уселся рядом с ним, замершим с этой странной улыбкой на лице. Низенький табурет, который принес гость, скрипел под весом этого человека.
-Бедный юнец. Тебя не следовало выпускать из дома, я просил Геффен. Мне еле удалось уверить стражу в том, что ты просто не понимаешь, что делаешь…
-Издохни… - прошипел он, выдавливая из себя каждый звук.
-Тише…Она так испугалась, тогда, но все равно хочет тебя увидеть. Она все еще не верит, что ты сошел с ума. Моя глупая дочка, ведь мы оба с тобой это понимаем…
Дыхание учащалось. Налитые кровью глаза обратились на того, кто говорил, зубы до скрипа стиснулись. Он пытался вырвать руки и ноги, но они были так прочно связаны…
-Я не хочу, чтобы ты даже приближался к моей бедной Норе, Дарк. Ты знаешь, почему. Быть может, в глубине своей души, но ты понимаешь, что все начинается с новой силой.
От каждого слова Лион становился все напыщеннее и напыщеннее…Его, как огромный резиновый шар, раздувало карамельно-розовой водичкой. Щеки краснели, волосы кудрявились. Каждую неделю он приходил проверить не сдох ли еще седой, и засылал Тима проведать его…
-Я не хочу, чтобы она так же мучилась как Геффен. Кстати, твоей матушке нездоровится. А знаешь, почему, неблагодарный сын…?
Холод обдал Дарка. Волна ненависти прилила к мышцам. Седой рванул руками и ногами ремни, они лопнули, худые руки мелькнули в воздухе, кидаясь остервенело на рыцаря Света…Но тот увернулся, захватил голову, прижимая к боку, и сжал в кисти предплечье юноши. Он вполне мог переломить его пополам.
-Дарк, успокойся!
Тот расслабляется, повисает кишкой.
-Фух! Напугал же ты… - Лион отпускает его руку, но та тут же хватает его за поясницу. Седого потряхивает, в темноте раздается тихий и неудержимый смешок. Глаза безумца блестят в темноте…
-Псих… - произносит Лион. Ученик замолкает, замирает, хотя эта уродливая улыбка все еще не сползает с его губ. Пальцы вонзаются в спину рыцаря, будто бы она из теста, мягкая и податливая. Упругий шнур позвоночника легким движением вырывается из спины вместе с ребрами, брызгая фейерверками крови на грязные стены и туша лампаду. Хруст. Вытянувшийся, Дарк держит в руках кончик позвоночника. Он не может согнать улыбку с лица, напоминающую оскал. Вся комната залита теплыми каплями. Они покрывают его лицо, тело, одежду и греют своим смертельным жаром, стекая медленно на пол. Такие соленые на вкус, сами текут с пальцев на язык.
Дарк, пошатываясь, идет вперед, волоча за собой половину тела Лиона. Ноги шлепают по полу, холодному и гладкому, оставляя кровавые следы.
Что-то шепчет позади, манекен подбегает, хватает сильно за руку, но стоит дернуть ее, как соединения рвутся. Долго рассматривая деревянную кисть, Дарк не может понять, почему ручка манекена на ощупь, как кисель, и что на ней делает золотое колечко, он чует резкий запах формалина, движется вперед по темному коридору. Очередной манекен при виде его падает на колени, складывая руки в молитве. Но голова так соблазнительно-податлива, что сама отваливается с плеч, стоит ее ухватить…
Они все такие деревянные и безликие куклы. И соединения на шарнирах. Это так ненадежно.
«Мама…Маме плохо. Из-за меня…Или они все мне лгут? Конечно…все лгут…Просто, просто чтобы посмеяться. Это все ложь…»