А в это самое время статически сжатый воздух действует как едущая на такси весна
UPD: ВЕЛИКОЕ спасибо Кей за бету!!111
Запись в дневнике: Я видел во сне, как, толкнув табурет, я неожиданно хватаюсь за петлю в страхе сгинуть с лица этого мира, оставив мою мать совершенно одну, исчезнуть для всех незаметно. Я впиваюсь пальцами в изгиб петли, чешуйчато-скользкую, ее ткани становятся мягкими, как тесто, я разрываю их, продавливаю и падаю на пол, весь перемазанный черной кровью, которая льется с потолка. Шипящее нечто выкидывается в окно и исчезает в темноте. И вместо веревки я обнаруживаю, что запутан в чей-то хвост. От этого я сегодня проснулся в страхе, шугнув одну из этих мышек-горничных. Наверняка она спрятала выпивку где-нибудь под половой доской
читать дальшеНаверное, его нашли утром и перенесли в комнату. Обмякшее тело долго не хотело шевелиться, он не хотел даже щурить глаза на свет, продравшийся через маленькое окошко. Он казался себе огромной лужей бесформенной жижи, распластавшейся безвольно по кровати. Едкий луч прошелся по пыльному пространству комнаты, скользнув между книгами на полках, пробежал по циферблату наручных часов Дарка, дотронувшись до серьги Норы, которую тот носил на шее. Пыль танцевала в воздухе, извивалась, струилась в воздухе. Сейчас придет старуха, принесет ему еды, воняющей мертвечиной, ржавым жиром и руками этой самой старухи. Даже если он не захочет подняться, она растолкает его, насильно будет пихать ему еду в рот. Капли потекут по подбородку и шее, заляпают всю одежду. А еще она впихнет ему целую горсть таблеток, сколько бы он не противился и не выплевывал их обратно. А потом Дарка наконец-то оставят одного глупо смотреть в потолок и погружаться в еще более канительное состояние. Вопреки ожиданию, вместо баночек с пилюлями, сиделка взяла в свои похожие на грабли руки расческу.
-Причешись! Причешись! – она впивается в спутанные волосы гребешком и долго пытается расчесать их, выдирая пряди, натягивая кожу до упора, - Ты не поверишь, кто к тебе придет сегодня!
Легкий просвет любопытства пробежал по лицу седого. Глаза даже прояснились на мгновение.
-Наверное, это опять Тим…Как меня от него тошнит…Или Лион…
-Нет, нет! Я же сказала: не поверишь! Может, хоть она тебя немного оживит! Приоденься поприличней!
-Она?
Ему опять изрежут весь подбородок и щеки опасной бритвой, растолкают, растормошат напоминающие кисель руки, вытащат из-под одеяла и выгонят в ванную. Ему выдадут одежду, почище и поприличнее, усадят на кресло. Останется только тереть тощие закоченевшие пальцы, прятать их в рукава. Конечности медленно удлиняются, вытягиваются вниз, расплываясь по полу, будто резина, извиваясь, они потянут его куда-то в противоположные углы комнаты. Громкие шаги, ударившие резким звуком его прямо в уши и рассыпавшие иллюзию, заставляют поднять голову и вернуться к реальности.
-Кто это может быть? – он отвел глаза в сторону окна, чтобы не видеть входящую. Она так долго возилась, пытаясь открыть дверь, закрыть ее, так судорожно подошла и села на кресло, принесенное для нее, что он устал ждать. Она пахнула облаком парфюма: Дарка тошнило еще до этого, а теперь этот назойливый запах начал спускаться по всему телу вниз и пропитывать изнутри, как маринад мясо. Она мельтешила, шумела, существовала и нарушала его покой. Седой был неподвижен: даже если он и хотел, части его тела не слушались, даже в реальности они продолжали жить отдельной жизнью от него. Тишина довольно долго тянулась между стрелками часов, пока тонкий голос не пробил ее иглой насквозь.
-Дарк! – он раздался прямо над ухом, радостно-непонимающий, знакомый, такой тонкий и надоедливый. Дарк и бровью не повел, он продолжал смотреть в окно и гадать, кому мог принадлежать этот голосок.
-Ты что, не рад меня видеть? Дарк! – она ухватила лицо, которое щипало от порезов после бритья, нежной крохотной ручкой, повернула к себе. Глаза седого тут же прояснились, по лицу пробежала волна удивления, он вскочил и даже отпрыгнул в сторону. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Глаза забегали, он сморщился, сгорбился и закрыл лицо рукой.
-Это не ты! Еще одна галлюцинация! Это не ты!
-Отец был прав…Ты сильно изменился…Ты что, это я, настоящая! Я похожа на призрака?
-Черт тебя знает кто ты! Ты умерла на моих глазах!
Она усмехнулась. Ее радостное, солнечное личико просто светилось каким-то божественным счастьем. Она была точно как со старой фотографии двухлетней давности, все такая же свежая, будто фиалка, замороженная в лед или заваренная в стекло.
-Тебе не казали? Вот дурачье! Я тоже не поверила, но…Меня воскресили!
Скрючившись еще больше, юноша затрясся в смехе, блестящие, с дрожащими зрачками, глаза поглядели на нее. Смех выдавливался изнутри, несмотря ни на какую силу воли, старающуюся удержать его внутри.
-Ну, конечно! Сказочница! Отдай куклу…! Нет, ты не она, от тебя не отдает холодом и влагой, от тебя не становится страшно. Кто ты? – он ухватил ее за подбородок пальцами, в которых к его удивлению появилась сила.
-Дарк, пусти! Мне больно! – она оттолкнула его, в глазах девушки застыли едва сдерживаемые слезы и непонимание, - Теперь у меня останутся синяки, - она немедленно стала оглядываться в поисках зеркала. Седой сам просил все их убрать подальше, потому что отражение всегда дразнилось. Никто не верил, что по ту сторону зеркала живет кто-то совсем другой. На пальцах что-то осталось, он потер их, ощущая пудру.
-Ты прячешь свое лицо, ты нарисовала его на себе, смой маску! – Дарк демонстративно показал девушке ладонь, - Ты не она…Она мертва.
Она странно дышала, каждый вздох скрипел, как будто там, под корсетом, ничего не было, а металлические косточки заменяли ребра. Он представил себе, как хорошо, должно быть, пришито это платье прямо к коже. Девушка, наконец, нашла единственную зеркальную поверхность тут – столовую ложку, оставленную старухой, глянула туда, ей почудился крошечный синячок на правой щеке, но он оказался лишь пятном на самой ложке. Она ощутила дыхание сзади, и как кто-то оттянул корсет. Нора покраснела, отскочила в сторону.
-Что ты делаешь?
Как он мог объяснить ей? Дарк хотя бы удостоверился, что платье к ней не пришито. Паршивые духи. Этот запах разлетался шлейфом за ней, он почти имел цвет и, наверное, не будь руки столь ватными, он бы мог поймать эти духи сачком для бабочек…или даже просто так, как самих бабочек – за крылья. Ее одежда тоже вся была в пудре. Может быть, она тоже бабочка?
-Нора, где твои крылья? Ведь если даже ты фея, то фея не фея без крыльев. Что любят феи? Феи любят сладкое. Хочешь чаю? С медом? Хотя…ты не фея, и меда у меня нет, как и крыльев. Ты за ними? Я не брал. Но чай есть…
-Дарк…О чем ты? Какие феи? Я вернулась к нему, можно сказать, с того света, а он…Пф…! Ты бы мог хотя бы сказать: «Здравствуй, Нора, я так по тебе соскучился…» - она подошла, взяла тощую руку, суставы которой казались огромными, длинные пальцы, будто паучьи лапки, слабо сжали пухлые кисти Норы.
-Я уже устал скучать. Я все скучал, скучал, а ты все не приходила. И мне надоело.
-Что надоело, я? Ну…ну и ладно! Хочешь, чтобы я ушла? – она пилила его своим голосом, похожим на вопли чаек. Или галок. Слишком громким, от такого голоса начинали трескаться стены и, черт возьми, воздух.
-Я…Я же сюда пришла только, чтобы тебя увидеть, а ты! Ты… - Дарк заскулил, воздухом теперь было невозможно дышать, он был разодран на куски. Седой будто слышал, как трескается его голова, он оттолкнул девушку, выбежал из подвала, вылетел на улицу и дышал, дышал, дышал. Он несся, сбивая прохожих, вдруг, остановился, понимая, что не знает, куда он вообще бежит. Последние лучи солнца показывались из-за горизонта, и на фоне еще светлого неба, черные венозные нити древесных ветвей тянулись к горизонту, чтобы добить на сегодня теплый огненный диск.
Дарк только-только ощутил, как много пробежал, он ослаб, задыхался, еле дополз до скамейки и откинулся на ее спинку, запрокинув голову.
-Не понимаю…Как? Как? Она? – вырывались слова. Вдруг, на колено легла холодная-холодная ладошка. У Дарка в груди сперло дыхание, он отполз на край лавочки. Рядом сидела Она, и, улыбаясь, протягивала ему горсть семечек. Сюда тут же слетелись голуби.
-Уходи, умоляю…Не сейчас. Просто уходи! Зачем тебе я? Чего ты хочешь? – он закрылся руками, упал со скамейки на мокрую землю, полз, пока не уперся в фонарь. Руки и ноги дрожали от усталости и ужаса. Она потупила взор, и на его глазах обратилась в воду. Семечки вместе с каплями посыпались на землю, и на них кинулись голуби. Хищные птицы: они так же смотрели на людей, как на корм. Седой ненавидел их.
Он вернулся домой почти ночью, спустился в ванную в подвале, в соседнюю крохотную комнатку, где было даже не развернуться, внимательно вгляделся в зеркало, висящее над тазом с водой. Черные синяки, обводящие глаза, бледная кожа, сероватого оттенка, усталый взгляд блеклых глаз, потрескавшиеся и иссохшие губы с кровавыми коростами, длинные, седые, очень грязные и от того почти прямые волосы, ниспадающие на плечи…
-Как же потрепала тебя жизнь, рыцарь…Ученик самого Лиона, ты и меч-то не поднимешь…
Он пощупал утренние ссадины, умылся ледяной водой, склонился над тазом, затем перевел глаза на зеркало, откуда смотрел другой «он», и так же молчаливо, с ненавистью, уставился исподлобья на себя настоящего. Лицо становилось все уродливей, злее, глаза наливались кровью. По лицу отражения пробежал уродливый оскал, разрывавший губы, обнажающий ряд желтых зубов. Он смотрел и молчал, ничего не делал, только уставился прямо в глаза, не собираясь никуда уходить. Дыхание учащалось, кровь приливала к горлу, Дарк кусал себя за губы, чтобы не закричать в бешеном порыве злобы. Потоки крови побежали по подбородку отражения. Не выдержав, седой размахнулся и ударил по стеклу кулаком, тут же взвыл от боли, упал на колени, отползая к двери. На крики прибежал кто-то из прислуги, что-то кричал, но боль заглушала голоса. Единственное, что Дарк разобрал, было «Псих». Эти буквы впивались в голову, разрывали мозг, добираясь до сердца, и вставали комом поперек горла. Впрочем, у него никогда не хватало сил ответить. А отражение все еще смотрело на него из разбитого зеркала и смеялось над ним…
***
Седой забился в угол, уставившись в потолок и теребя женскую серьгу на серебряной цепочке. Свет пробивался через шторку, заставляя блестеть дешевые камни в этом самодельном амулете. Перебинтованная рука краснела от свежей крови. Хотя бы было уже не так больно.
Лучи солнца пожелтели, потом – стали отливать розовым. Скоро придет кто-то из прислуги и принесет еду, от которой все еще отдает тленом. И на вкус она как сажа. Впрочем, Дарк уже механически съедает все, что ему подсунули. После трапезы он вновь сомкнет веки. И не будет слышно никого…
«Это становится странным…» - подумал он, перед тем, как окончательно увяз в пучине сна, - «Я даже…Скучаю…»
На сплошном бумажном полу, подозрительно прогибавшемся под шагами, чернели отпечатки детских туфель. Дарк стоял босиком на этой странной поверхности, боясь, что та прорвется под его весом. Впереди, будто выросшие из воздуха, висели тревожимые невидимым ветром полоски бумаги со штрихами надписей.
-Будто перо скрипит… - сказал себе шепотом Дарк, осторожно ступая, то и дело балансируя на одной ноге. Он подошел к полоскам, посмотрел на них, узнавая свой почерк, многозначительно хмыкнул и пошел вглубь, следуя по веренице следов.
-Какой же я дурак…Я же знаю, что там ловушка…или еще что-то. Зачем тогда я иду? Я могу просто стоять на месте? Или вернуться? Куда? – шептал он себе, тихо хихикая своей неразумности. Он не заметил вытянутой тени позади себя, совсем запутавшись в страничках своего дневника. Тень разрослась, поднялась и, склонившись над его парализованным страхом телом, впилась в руку длинными зубами.
-Проклятье! – Взвыл он, ударив по седой голове укусившей его фигуры, - отцепись!
Но неизвестное существо сжало зубы капканом. Дарк проснулся с криком. Он посмотрел на плечо, которое почти онемело от боли. Черные отпечатки чьих-то зубов ярко выделялись на фоне его бледной кожи. Дыхание, бешеное, рвало на части грудь. Юноша подумал, что лучше бы он вообще не ложился спать. Теперь, кроме порезов, на его руке остались болезненные черные отпечатки зубов, больше напоминавшие татуировку, нежели синяк.
В канители ничего не слышно и не видно. Ты ничего не ощущаешь, кроме холода и липкой густой жижи, которая обволакивает твое тело со всех сторон. Сколько он здесь провел? Неизвестно, но кажется, что он был тут всегда. Впрочем, нет, когда-то он был там, снаружи, пока пол, на котором лежало тело, не стал абсолютно жидким и не засосал его, как трясина. Сначала тело пыталось сопротивляться, но бездонная канитель проглотила его и все силы с надеждами на освобождение. Что было до этого, уже теряется в воспоминаниях, да и не хочется об этом думать в столь непонятном состоянии.
И когда канитель начала выталкивать его из себя, это казалось даже неприятным. Зачем покидать уютное пространство, царство покоя и бесконечного холода? Но он выныривает оттуда и повисает на стволе дерева, потому что чертовски тошнит. Он сползает до земли, и, выворачивает из себя на землю нечто окровавленное, паутинистое, с паутиной вен на поверхности. Тело кажется совсем чужим, и руки – совершенно не своими. Ватные пальцы не с первого раза попадают в нечто, лежащее на траве, еще живое, с бъющимся сердцем.
Сзади слышен шум. Лай собак и крики почему-то заставляют тело само подняться и бежать. На нем доспех, и делать это довольно-таки тяжело, особенно, подворачивающимися ногами. Он проваливается куда-то, ударяется об пол и замирает, слыша, как над ним пробегают преследователи. Тело окончательно перестает подчиняться командам, и теперь возникает боль. Он понимает, что наглотался собственной крови.
Запись в дневнике: Я вновь пишу совсем поздно. Свеча догорает. Мои пальцы вонзаются в плавящуюся столешницу, капающую на пол, растекающуюся под ногами. Тонкие голоса струнами режут мне голову, протягивают нити сквозь уши, разрывая череп. Я вскрикиваю, падаю со стула, встаю и вновь сажусь рядом с дневником. Но проходит пять минут, и стены начинают рушиться, оставляя лишь тонкий паутинчатый каркас, похожий на сеточку от осенних листьев. И, вдруг, я вижу, как от меня остается тоже только лишь эта сеточка, венозная. Я пытаюсь взять со стола нож, но режусь об него и выливаюсь на пол. Я вновь понимаю, что уснул. Я беру перо в руку, начинаю писать, думаю, что написал слово, но на самом деле только о нем подумал. Я брежу. Снова…Буквы разбегаются по листу, я вновь открываю глаза и вижу пустую страницу. Куда делись буквы? Возможно, их украла ОНА, не знаю на кой черт они ей, почему-то же она украла у меня куклу! Пусть забирает – мне не жалко. Пусть только оставит меня в покое и даст уснуть.
Что тогда произошло? Пятна на руке не проходят, болят, даже прикасаться не могу. Все было таким реальным, будто я и не спал. Но мне все чаще кажется, что границы моего сна, бреда и реальности расплываются и становятся единым гомогенным целым, как кисель, в котором остается лишь плавать, застыть. ОНА не дает мне покоя вот уже почти два года: рядом, стоит за спиной постоянно, кажется, теперь стал ее ощущать даже днем. Интересно, а если очень-очень-очень попросить ее, то она даст мне поспать?
Я хочу увидеться с Норой еще раз и расспросить ее…Наверное, она и видеть меня не захочет, после того, как я напугал ее. Она настоящая?
Очередная ночь…Очередная бессонная ночь, наполненная непонятными звуками снаружи, скрипом половиц, к которым невольно прислушиваешься. Испуганные глаза, измученные постоянными бессонницами пилят темноту, пытаясь в глубине ее найти то, что увидеть надеешься, но во что все-таки так не хочешь верить. Дарк не мог просто лежать: он вспоминал, как в детстве забирался под одеяло в надежде спрятаться от видений…Но они никогда не уходили.
Седой уселся на край кровати, тяжело дыша, взъерошив тонкими пальцами взмокшие волосы. Он смотрит в пол, быстро водя глазами по комнате. Но юноша знал, что опасность уже за спиной. Холодные ручки медленно опустились на плечи, обняли его шею. Ледяное тельце с какой-то детской доверчивостью прижалось к спине, от чего стужа иголками ударила в позвоночник и голову.
-Это просто мне чудится. Это не может быть правдой. Я просто безумен, я просто безумен, я просто безумен – шептали высохшие губы. Но видение не уходило, оно что-то сипело, капало обжигающими ледяными каплями на плечи. Голос ее напоминал голоса мертвых, ударяя в голову бледного Дарка, острыми шипами. Но он не мог кричать, потому что его снова заберут ТУДА, он уставился в пол суженными до точки зрачками, поднял брови, задыхаясь от испуга. Он сглатывает свой страх.
-Уйди… - шепчет он еле слышно, - уйди! Оставь меня! – но она не уйдет, будет сидеть здесь до самого утра, пока вдруг не захнычет и не уткнется ему в спину. Сердце стучит все громче, кровь пульсирует в венах, пытаясь вырваться, вылиться темно-вишневыми потоками наружу, на пол. Дыхание, сбивающееся, тяжелое, со свистом, будто от долгого бега. Тело застыло в ступоре, не способное даже двинуть пальцем. Холодные потоки слез ползут по спине. Дарк сам бы зарыдал, но если он это сделает, кто-нибудь услышит, кто-нибудь расскажет доктору. И тогда он вновь вернется в больницу. Он кусает губу, чтобы молчать.
Утро приближается медленно. Стрелка наручных часов ползет, как улитка, и призрак стоит зверем за спиной. Она не уйдет до самого утра, пока не щелкнет ручка двери, и старая гувернантка не принесет лекарство. Сквозь муть сонности можно расслышать ее ругань, потому что хозяин как всегда не спал всю ночь.
-Скоро придут гости… - Дарк лениво переводит на нее уставший безжизненный взгляд покрасневших глаз. Кивает головой. Сейчас она притащит таз, будет брить лицо, но делает она это плохо, потому подбородок уже через мгновение опять покроется ранами.
С уходом нянечки стало тихо. Необычно тихо для выходного дня. Глаза слипались от усталости, но спать нельзя: накличешь ее. Скрипнула дверь, Дарк перевел серые глаза на вошедшего гостя: высокого брюнета с волосами-колечками.
-Тим… - прошептали губы с каким-то отвращением, будто съел прогорклое масло. Седой поднялся с кровати, на которой лежал, и посмотрел в глаза гостю, безразличным и мертвым взглядом. А тот болтал, как птахи утром, заливался поддельным смехом, махал руками, что-то спрашивал. Но уже через несколько минут он уйдет, Дарк даже и не вспомнит о чем был разговор. И вот в эту минуту можно будет попытаться уснуть…
Холодает. Жгучие иголочки пробегают по всему телу, пальцы начинают ныть и стыть. Наверное, изо рта идет пар. Что-то холодное касается носа, быстро плавится и стекает на щеку. Испуганный, Дарк открывает глаза, понимая, что все вокруг белое от снега, а комната, разрушенная, находится под гигантским разбитым стеклом, с которого сыплют снежинки. Он поспешно стряхивает снег с рук, ежится, хватает себя за плечи и поджимает босые ноги. Глаза слепит бесконечным белоснежным покрывалом.
-Перестань держать рот открытым – туда навалит снегу! – раздается молодой голос. В плечи впиваются тонкие пальцы, еще холоднее, чем у мучительницы. Неизвестная резким движением руки разворачивает Дарка, раскидывая снег в разные стороны. Седой застыл в странном ужасе, внезапно накатившем: умереть здесь и сейчас, все потерять, раствориться в пустоте. Исчезнуть. А она? Она улыбалась ужасным синюшным ртом, покрытым инеем, как помадой, разорванным от уха до уха и зашитым наскоро, скалилась белоснежными зубами. Сев на стул напротив, она поправила широкополую шляпу с траурной вуалью, и что-то сказала, но юноша не разобрал слов. Тогда неизвестная недовольно скривилась и отвесила ему пощечину.
-Слушай, если уж я говорю!
Хотелось спросить кто она, где он, но губы сковал странный ужас, и не получалось произнести ни слова.
-Ну, родимый, я – не ОНА, и не буду с тобой играть! Скажу четко и ясно что мне от тебя надо: Силтватер. Есть такое, правда. Иди туда. Но не спрашивай за чем, а то я огребу. Ясно?
Ответить он не мог, но едва заметно кивнул головой.
-Ну и ладнечко! – она улыбнулась, протянув палец к носу Дарка. Сердце колотилось, вырываясь наружу. Он так боялся умереть в эту секунду, зажмурился, хотя раньше бы о смерти мечтал, сжался, уже ожидая увидеть быстрые потоки крови, услышать хруст собственного черепа и чавканье пробитого мозга. Но палец просто коснулся холодного носа. Седой открыл глаза и понял, что сидит в своей комнате, в которой уже не было снега, целой и до тошноты вылизанной. В полной тишине раздался смешок той девушки, от которого вены сжимались и будто вытягивались в теле. Холод еще очень долго бегал колючими импульсами по коже.
Его будит солнце. Он лежит в какой-то яме, и проклятое светило жарит его, как на сковороде. Руки тянутся к тому, что ближе всего, но оно кажется ненастоящим. Через какое-то время он понимает, что держит в руке чью-то кость. Это заставляет встрепенуться, отчего гора земли и камней осыпается вниз вместе с его собственной тушей.
Это склеп.
Нужно что-то сделать с доспехами, потому что так он никогда не выберется отсюда. Что произошло? Куда делась канитель? Кто и зачем гнался за ним?
Он снимает наплечники, хотя пряжки тугие, но остальные крепежи уже не поддаются. Ухо улавливает звук чего-то, шлепающего по полу и волочащего за собой что-то тяжелое. Это может быть гуль или зомби, и тогда лежащий беспомощно на полу мужчина пропал. Он пытался нашарить что-то, чем можно обороняться, но ни кинжала, ни меча, ни чего-то тяжелого при нем не было.
Из темноты показались чьи-то белые, как пергамент, руки. Синие мертвенные вены были видны даже при таком слабом свете. Ладони уперлись в пол, и вытолкнули вперед тело обнаженной женщины с приопущенной головой. От одного вида этого туловища без ног, ползущего по полу и опирающегося на четыре тощих руки, на спине упавшего в склеп встали волосы дыбом, и он даже нашел в себе силы отползти назад, пока не уперся в стену. Поблизости не было оружия. Он пропал.
Длинные волосы, черные, будто сажа и спутанные, закрывали лицо монстра.
-Изыди! – он пытался вспомнить молитву, но не мог.
-Шшш! Ардмур, - говорит она, покачивая головой при этом. Откуда она знает его имя? Он не успевает что либо сделать, как женщина заползает на него, протягивает руки, холодные, грязные, к крепежам и начинает снимать броню.
-Сгинь! – его тело слабеет. Чем он может помочь себе в своем положении? Он обречен на свою судьбу, быть может, оказаться съеденным этой женщиной.
-Нехорошо прогонять помощь, – непонятно, каким образом она говорит, ведь на ее лице, закрытом спутанными волосами, не видно губ.
-Иной раз она может не появиться, - голос явно идет не со стороны лица. Мужчина вытягивает шею, заглядывает на ее затылок, видя, к своему ужасу, губы, выкрашенные красной яркой помадой. Он упирается подбородком во что-то металлическое и понимает, что из головы его помощницы торчит гвоздь.
-Уйди! – вновь вскрикивает мужчина и отпихивает ее, пытаясь отползти туда, где он сегодня проснулся. Но он все равно не может нормально двигаться на непослушных ногах.
Неизвестная взлетает, хватает его за шкирку и выволакивает из склепа, швыряя куда-то в лужу. Вода ледяная, а нос врезается прямо в жижу. Ардмур переворачивается, но не видит своего спасителя. Тогда он облегченно вздыхает, плюхается обратно в лужу и закрывает глаза.
Запись в дневнике: Она сказала идти сюда. Та, от одного присутствия которой у меня все внутри разрывает от безудержного страха умереть, оставить мать совсем одну. Какая ирония: при всей ненависти к моей жизни я могу так бояться ее потерять…
Та, другая, еще хуже ЕЕ, хоть и не видно глаз, в каждом прикосновении ощущается скрытое желание откусить мне голову. Что она такое?
Я попросил старуху сделать на ночь чай и принести две кружки. Она спросила для кого вторая, я сказал, что для вороны, которая прилетает ко мне ночью. Видел бы кто ее глаза…
Силтватер. Только немой не травил байки об этом месте.
Этим серым утром пронизывающий западный ветер раскачивал петли на ветках старинных вязов, высаженных очень давно инквизиторами, возможно, даже до того, как Лардэм стал королевством, отдельным от Фаллерда. Дарк мял замерзшие пальцы в карманах. Скользкая проселочная дорога вывела на разбитую брусчатку, ведущую через лес насквозь мимо недвусмысленных обугленных столбов, ям, и множества надгробий. Живой музей фаллерданской инквизиции, во всем величии, переметаемый сухими шуршащими листьями. Вороны до сих пор живут тут большими стаями, украшая и без того жуткие деревья своими растрепанными гнездами, отчего кажется, что в ветках висят черные головы. Кто знает, быть может, среди этих гнезд и скрывалась такая, следящая за Дарком, как одним из немногих посетителей.
Через лес дорога вела к омуту, на противоположном берегу которого возвышался утес, с которого когда-то кидали в воду клети с ведьмами и некромантами. Едва ли вода стала черной от этого, хотя сказки гласили именно так. В отражении глади лицо Дарка выглядело еще мерзче, чем оно было на самом деле, и чтобы оно не начало опять скалиться на него или смеяться, седой кинул камень в озеро. Он не знал, зачем пришел сюда, и чего от него было нужно девушке в шляпе.
Вдали, на лысом холме, бил колокол монастыря святого Релнума. Ирония, что боги Фаллерда вот уже шестьдесят лет как являются лишь святыми.
Дарк подпрыгнул на месте, когда что-то, напомиающее грязный мешок картошки, плюхнулось в лужу метрах в пяти от него. Седой помялся и тихонечко стал идти в направлении этой грязной кучи, которая все больше начинала напоминать тело человека, окровавленного, перемазанного в земле и с сором в спутанных волосах. Безумец склонился над телом. Он зачерпнув из лужи воды, и немного умыл неизвестного.
-Ардмур!? – седой отскочил от тела в сторону и не решался приблизиться. Он огляделся вокруг в поисках прутика. Вдруг, это тоже была галлюцинация? Генералам армии демонов не положено валяться в грязи.
Стоило легонько ткнуть, как предатель как-то странно, будто не до конца умея это делать, уперся подушечками пальцев в грязь, и медленно перевернулся на живот.
-Помоги…Прошу… - прошептали сухие губы. Не похоже, чтобы Ардмур мог напасть. Дарк закусил палец, задумавшись. Он представил себя, несущегося из леса на охрану и кричащего, что он нашел полководца Дариины полумертвым посреди леса и сам себе не поверил. Такого себя он запер бы в психушку. А дотащить безвольное тело до окраины города или даже ближайшей дороги он точно не в силах.
Седой вздрогнул от прикосновения. Безжизненно-слабая рука ухватилась за его лодыжку, из под грязных волос смотрели молящие глаза.
Предатель лежал на полу, накрытый пальто. Разрушенный и обвалившийся склеп внутри, был грязным, темным, а из коридоров воняло нежитью. Дарк успел развести огонь, сидел возле него и грел руки, вглядываясь в языки танцующего пламени. Свет почти не попадал сюда через дыру полуобвалившегося входа. Пальцы, застывшие, едва шевелились, гудели, будто рой пчел сидел внутри. Ноги не ощущались в ботинках. Он не знал что делать дальше…Время шло, стрелка неумолимо стремилась к семи часам: времени, когда постепенно начнет темнеть. ЕЕ нет, гувернантки, которая опять исполосует подбородок, тоже нет, нет и матери, заботливой, с теплыми ладонями. Лишь огонь, замерзшее тело и враг, лежащий чуть поодаль.
Запись в дневнике: Что мне делать? Я один, я не могу вернуться домой и не могу остаться…Глаза слипаются от усталости. А перед ними стоит тревожное лицо мамы, ждущей меня возле холодного окна…Я знаю, она будет ждать, даже если я вернусь рано утром. Отругает, скажет, что опять переживала, поцелует и будет долго-долго плакать, уткнувшись теплым носом в грудь. И мне опять будет стыдно…Я хочу спать, но спать нельзя…
Но тело сильнее разума. Сон постепенно накрывает седого юношу, вонзая свои клешни в тело и насильно таща к Морфею. И сколько Дарк не впивался до крови в плечи уже собственными пальцами, пытаясь заставить себя бодрствовать – ничто не сравнится с усталостью.
Глава 2. Она, из альбома.
Запись в дневнике: Я видел во сне, как, толкнув табурет, я неожиданно хватаюсь за петлю в страхе сгинуть с лица этого мира, оставив мою мать совершенно одну, исчезнуть для всех незаметно. Я впиваюсь пальцами в изгиб петли, чешуйчато-скользкую, ее ткани становятся мягкими, как тесто, я разрываю их, продавливаю и падаю на пол, весь перемазанный черной кровью, которая льется с потолка. Шипящее нечто выкидывается в окно и исчезает в темноте. И вместо веревки я обнаруживаю, что запутан в чей-то хвост. От этого я сегодня проснулся в страхе, шугнув одну из этих мышек-горничных. Наверняка она спрятала выпивку где-нибудь под половой доской
читать дальшеНаверное, его нашли утром и перенесли в комнату. Обмякшее тело долго не хотело шевелиться, он не хотел даже щурить глаза на свет, продравшийся через маленькое окошко. Он казался себе огромной лужей бесформенной жижи, распластавшейся безвольно по кровати. Едкий луч прошелся по пыльному пространству комнаты, скользнув между книгами на полках, пробежал по циферблату наручных часов Дарка, дотронувшись до серьги Норы, которую тот носил на шее. Пыль танцевала в воздухе, извивалась, струилась в воздухе. Сейчас придет старуха, принесет ему еды, воняющей мертвечиной, ржавым жиром и руками этой самой старухи. Даже если он не захочет подняться, она растолкает его, насильно будет пихать ему еду в рот. Капли потекут по подбородку и шее, заляпают всю одежду. А еще она впихнет ему целую горсть таблеток, сколько бы он не противился и не выплевывал их обратно. А потом Дарка наконец-то оставят одного глупо смотреть в потолок и погружаться в еще более канительное состояние. Вопреки ожиданию, вместо баночек с пилюлями, сиделка взяла в свои похожие на грабли руки расческу.
-Причешись! Причешись! – она впивается в спутанные волосы гребешком и долго пытается расчесать их, выдирая пряди, натягивая кожу до упора, - Ты не поверишь, кто к тебе придет сегодня!
Легкий просвет любопытства пробежал по лицу седого. Глаза даже прояснились на мгновение.
-Наверное, это опять Тим…Как меня от него тошнит…Или Лион…
-Нет, нет! Я же сказала: не поверишь! Может, хоть она тебя немного оживит! Приоденься поприличней!
-Она?
Ему опять изрежут весь подбородок и щеки опасной бритвой, растолкают, растормошат напоминающие кисель руки, вытащат из-под одеяла и выгонят в ванную. Ему выдадут одежду, почище и поприличнее, усадят на кресло. Останется только тереть тощие закоченевшие пальцы, прятать их в рукава. Конечности медленно удлиняются, вытягиваются вниз, расплываясь по полу, будто резина, извиваясь, они потянут его куда-то в противоположные углы комнаты. Громкие шаги, ударившие резким звуком его прямо в уши и рассыпавшие иллюзию, заставляют поднять голову и вернуться к реальности.
-Кто это может быть? – он отвел глаза в сторону окна, чтобы не видеть входящую. Она так долго возилась, пытаясь открыть дверь, закрыть ее, так судорожно подошла и села на кресло, принесенное для нее, что он устал ждать. Она пахнула облаком парфюма: Дарка тошнило еще до этого, а теперь этот назойливый запах начал спускаться по всему телу вниз и пропитывать изнутри, как маринад мясо. Она мельтешила, шумела, существовала и нарушала его покой. Седой был неподвижен: даже если он и хотел, части его тела не слушались, даже в реальности они продолжали жить отдельной жизнью от него. Тишина довольно долго тянулась между стрелками часов, пока тонкий голос не пробил ее иглой насквозь.
-Дарк! – он раздался прямо над ухом, радостно-непонимающий, знакомый, такой тонкий и надоедливый. Дарк и бровью не повел, он продолжал смотреть в окно и гадать, кому мог принадлежать этот голосок.
-Ты что, не рад меня видеть? Дарк! – она ухватила лицо, которое щипало от порезов после бритья, нежной крохотной ручкой, повернула к себе. Глаза седого тут же прояснились, по лицу пробежала волна удивления, он вскочил и даже отпрыгнул в сторону. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Глаза забегали, он сморщился, сгорбился и закрыл лицо рукой.
-Это не ты! Еще одна галлюцинация! Это не ты!
-Отец был прав…Ты сильно изменился…Ты что, это я, настоящая! Я похожа на призрака?
-Черт тебя знает кто ты! Ты умерла на моих глазах!
Она усмехнулась. Ее радостное, солнечное личико просто светилось каким-то божественным счастьем. Она была точно как со старой фотографии двухлетней давности, все такая же свежая, будто фиалка, замороженная в лед или заваренная в стекло.
-Тебе не казали? Вот дурачье! Я тоже не поверила, но…Меня воскресили!
Скрючившись еще больше, юноша затрясся в смехе, блестящие, с дрожащими зрачками, глаза поглядели на нее. Смех выдавливался изнутри, несмотря ни на какую силу воли, старающуюся удержать его внутри.
-Ну, конечно! Сказочница! Отдай куклу…! Нет, ты не она, от тебя не отдает холодом и влагой, от тебя не становится страшно. Кто ты? – он ухватил ее за подбородок пальцами, в которых к его удивлению появилась сила.
-Дарк, пусти! Мне больно! – она оттолкнула его, в глазах девушки застыли едва сдерживаемые слезы и непонимание, - Теперь у меня останутся синяки, - она немедленно стала оглядываться в поисках зеркала. Седой сам просил все их убрать подальше, потому что отражение всегда дразнилось. Никто не верил, что по ту сторону зеркала живет кто-то совсем другой. На пальцах что-то осталось, он потер их, ощущая пудру.
-Ты прячешь свое лицо, ты нарисовала его на себе, смой маску! – Дарк демонстративно показал девушке ладонь, - Ты не она…Она мертва.
Она странно дышала, каждый вздох скрипел, как будто там, под корсетом, ничего не было, а металлические косточки заменяли ребра. Он представил себе, как хорошо, должно быть, пришито это платье прямо к коже. Девушка, наконец, нашла единственную зеркальную поверхность тут – столовую ложку, оставленную старухой, глянула туда, ей почудился крошечный синячок на правой щеке, но он оказался лишь пятном на самой ложке. Она ощутила дыхание сзади, и как кто-то оттянул корсет. Нора покраснела, отскочила в сторону.
-Что ты делаешь?
Как он мог объяснить ей? Дарк хотя бы удостоверился, что платье к ней не пришито. Паршивые духи. Этот запах разлетался шлейфом за ней, он почти имел цвет и, наверное, не будь руки столь ватными, он бы мог поймать эти духи сачком для бабочек…или даже просто так, как самих бабочек – за крылья. Ее одежда тоже вся была в пудре. Может быть, она тоже бабочка?
-Нора, где твои крылья? Ведь если даже ты фея, то фея не фея без крыльев. Что любят феи? Феи любят сладкое. Хочешь чаю? С медом? Хотя…ты не фея, и меда у меня нет, как и крыльев. Ты за ними? Я не брал. Но чай есть…
-Дарк…О чем ты? Какие феи? Я вернулась к нему, можно сказать, с того света, а он…Пф…! Ты бы мог хотя бы сказать: «Здравствуй, Нора, я так по тебе соскучился…» - она подошла, взяла тощую руку, суставы которой казались огромными, длинные пальцы, будто паучьи лапки, слабо сжали пухлые кисти Норы.
-Я уже устал скучать. Я все скучал, скучал, а ты все не приходила. И мне надоело.
-Что надоело, я? Ну…ну и ладно! Хочешь, чтобы я ушла? – она пилила его своим голосом, похожим на вопли чаек. Или галок. Слишком громким, от такого голоса начинали трескаться стены и, черт возьми, воздух.
-Я…Я же сюда пришла только, чтобы тебя увидеть, а ты! Ты… - Дарк заскулил, воздухом теперь было невозможно дышать, он был разодран на куски. Седой будто слышал, как трескается его голова, он оттолкнул девушку, выбежал из подвала, вылетел на улицу и дышал, дышал, дышал. Он несся, сбивая прохожих, вдруг, остановился, понимая, что не знает, куда он вообще бежит. Последние лучи солнца показывались из-за горизонта, и на фоне еще светлого неба, черные венозные нити древесных ветвей тянулись к горизонту, чтобы добить на сегодня теплый огненный диск.
Дарк только-только ощутил, как много пробежал, он ослаб, задыхался, еле дополз до скамейки и откинулся на ее спинку, запрокинув голову.
-Не понимаю…Как? Как? Она? – вырывались слова. Вдруг, на колено легла холодная-холодная ладошка. У Дарка в груди сперло дыхание, он отполз на край лавочки. Рядом сидела Она, и, улыбаясь, протягивала ему горсть семечек. Сюда тут же слетелись голуби.
-Уходи, умоляю…Не сейчас. Просто уходи! Зачем тебе я? Чего ты хочешь? – он закрылся руками, упал со скамейки на мокрую землю, полз, пока не уперся в фонарь. Руки и ноги дрожали от усталости и ужаса. Она потупила взор, и на его глазах обратилась в воду. Семечки вместе с каплями посыпались на землю, и на них кинулись голуби. Хищные птицы: они так же смотрели на людей, как на корм. Седой ненавидел их.
Он вернулся домой почти ночью, спустился в ванную в подвале, в соседнюю крохотную комнатку, где было даже не развернуться, внимательно вгляделся в зеркало, висящее над тазом с водой. Черные синяки, обводящие глаза, бледная кожа, сероватого оттенка, усталый взгляд блеклых глаз, потрескавшиеся и иссохшие губы с кровавыми коростами, длинные, седые, очень грязные и от того почти прямые волосы, ниспадающие на плечи…
-Как же потрепала тебя жизнь, рыцарь…Ученик самого Лиона, ты и меч-то не поднимешь…
Он пощупал утренние ссадины, умылся ледяной водой, склонился над тазом, затем перевел глаза на зеркало, откуда смотрел другой «он», и так же молчаливо, с ненавистью, уставился исподлобья на себя настоящего. Лицо становилось все уродливей, злее, глаза наливались кровью. По лицу отражения пробежал уродливый оскал, разрывавший губы, обнажающий ряд желтых зубов. Он смотрел и молчал, ничего не делал, только уставился прямо в глаза, не собираясь никуда уходить. Дыхание учащалось, кровь приливала к горлу, Дарк кусал себя за губы, чтобы не закричать в бешеном порыве злобы. Потоки крови побежали по подбородку отражения. Не выдержав, седой размахнулся и ударил по стеклу кулаком, тут же взвыл от боли, упал на колени, отползая к двери. На крики прибежал кто-то из прислуги, что-то кричал, но боль заглушала голоса. Единственное, что Дарк разобрал, было «Псих». Эти буквы впивались в голову, разрывали мозг, добираясь до сердца, и вставали комом поперек горла. Впрочем, у него никогда не хватало сил ответить. А отражение все еще смотрело на него из разбитого зеркала и смеялось над ним…
***
Седой забился в угол, уставившись в потолок и теребя женскую серьгу на серебряной цепочке. Свет пробивался через шторку, заставляя блестеть дешевые камни в этом самодельном амулете. Перебинтованная рука краснела от свежей крови. Хотя бы было уже не так больно.
Лучи солнца пожелтели, потом – стали отливать розовым. Скоро придет кто-то из прислуги и принесет еду, от которой все еще отдает тленом. И на вкус она как сажа. Впрочем, Дарк уже механически съедает все, что ему подсунули. После трапезы он вновь сомкнет веки. И не будет слышно никого…
«Это становится странным…» - подумал он, перед тем, как окончательно увяз в пучине сна, - «Я даже…Скучаю…»
На сплошном бумажном полу, подозрительно прогибавшемся под шагами, чернели отпечатки детских туфель. Дарк стоял босиком на этой странной поверхности, боясь, что та прорвется под его весом. Впереди, будто выросшие из воздуха, висели тревожимые невидимым ветром полоски бумаги со штрихами надписей.
-Будто перо скрипит… - сказал себе шепотом Дарк, осторожно ступая, то и дело балансируя на одной ноге. Он подошел к полоскам, посмотрел на них, узнавая свой почерк, многозначительно хмыкнул и пошел вглубь, следуя по веренице следов.
-Какой же я дурак…Я же знаю, что там ловушка…или еще что-то. Зачем тогда я иду? Я могу просто стоять на месте? Или вернуться? Куда? – шептал он себе, тихо хихикая своей неразумности. Он не заметил вытянутой тени позади себя, совсем запутавшись в страничках своего дневника. Тень разрослась, поднялась и, склонившись над его парализованным страхом телом, впилась в руку длинными зубами.
-Проклятье! – Взвыл он, ударив по седой голове укусившей его фигуры, - отцепись!
Но неизвестное существо сжало зубы капканом. Дарк проснулся с криком. Он посмотрел на плечо, которое почти онемело от боли. Черные отпечатки чьих-то зубов ярко выделялись на фоне его бледной кожи. Дыхание, бешеное, рвало на части грудь. Юноша подумал, что лучше бы он вообще не ложился спать. Теперь, кроме порезов, на его руке остались болезненные черные отпечатки зубов, больше напоминавшие татуировку, нежели синяк.
***
В канители ничего не слышно и не видно. Ты ничего не ощущаешь, кроме холода и липкой густой жижи, которая обволакивает твое тело со всех сторон. Сколько он здесь провел? Неизвестно, но кажется, что он был тут всегда. Впрочем, нет, когда-то он был там, снаружи, пока пол, на котором лежало тело, не стал абсолютно жидким и не засосал его, как трясина. Сначала тело пыталось сопротивляться, но бездонная канитель проглотила его и все силы с надеждами на освобождение. Что было до этого, уже теряется в воспоминаниях, да и не хочется об этом думать в столь непонятном состоянии.
И когда канитель начала выталкивать его из себя, это казалось даже неприятным. Зачем покидать уютное пространство, царство покоя и бесконечного холода? Но он выныривает оттуда и повисает на стволе дерева, потому что чертовски тошнит. Он сползает до земли, и, выворачивает из себя на землю нечто окровавленное, паутинистое, с паутиной вен на поверхности. Тело кажется совсем чужим, и руки – совершенно не своими. Ватные пальцы не с первого раза попадают в нечто, лежащее на траве, еще живое, с бъющимся сердцем.
Сзади слышен шум. Лай собак и крики почему-то заставляют тело само подняться и бежать. На нем доспех, и делать это довольно-таки тяжело, особенно, подворачивающимися ногами. Он проваливается куда-то, ударяется об пол и замирает, слыша, как над ним пробегают преследователи. Тело окончательно перестает подчиняться командам, и теперь возникает боль. Он понимает, что наглотался собственной крови.
Глава 3. Озеро.
Запись в дневнике: Я вновь пишу совсем поздно. Свеча догорает. Мои пальцы вонзаются в плавящуюся столешницу, капающую на пол, растекающуюся под ногами. Тонкие голоса струнами режут мне голову, протягивают нити сквозь уши, разрывая череп. Я вскрикиваю, падаю со стула, встаю и вновь сажусь рядом с дневником. Но проходит пять минут, и стены начинают рушиться, оставляя лишь тонкий паутинчатый каркас, похожий на сеточку от осенних листьев. И, вдруг, я вижу, как от меня остается тоже только лишь эта сеточка, венозная. Я пытаюсь взять со стола нож, но режусь об него и выливаюсь на пол. Я вновь понимаю, что уснул. Я беру перо в руку, начинаю писать, думаю, что написал слово, но на самом деле только о нем подумал. Я брежу. Снова…Буквы разбегаются по листу, я вновь открываю глаза и вижу пустую страницу. Куда делись буквы? Возможно, их украла ОНА, не знаю на кой черт они ей, почему-то же она украла у меня куклу! Пусть забирает – мне не жалко. Пусть только оставит меня в покое и даст уснуть.
Что тогда произошло? Пятна на руке не проходят, болят, даже прикасаться не могу. Все было таким реальным, будто я и не спал. Но мне все чаще кажется, что границы моего сна, бреда и реальности расплываются и становятся единым гомогенным целым, как кисель, в котором остается лишь плавать, застыть. ОНА не дает мне покоя вот уже почти два года: рядом, стоит за спиной постоянно, кажется, теперь стал ее ощущать даже днем. Интересно, а если очень-очень-очень попросить ее, то она даст мне поспать?
Я хочу увидеться с Норой еще раз и расспросить ее…Наверное, она и видеть меня не захочет, после того, как я напугал ее. Она настоящая?
Очередная ночь…Очередная бессонная ночь, наполненная непонятными звуками снаружи, скрипом половиц, к которым невольно прислушиваешься. Испуганные глаза, измученные постоянными бессонницами пилят темноту, пытаясь в глубине ее найти то, что увидеть надеешься, но во что все-таки так не хочешь верить. Дарк не мог просто лежать: он вспоминал, как в детстве забирался под одеяло в надежде спрятаться от видений…Но они никогда не уходили.
Седой уселся на край кровати, тяжело дыша, взъерошив тонкими пальцами взмокшие волосы. Он смотрит в пол, быстро водя глазами по комнате. Но юноша знал, что опасность уже за спиной. Холодные ручки медленно опустились на плечи, обняли его шею. Ледяное тельце с какой-то детской доверчивостью прижалось к спине, от чего стужа иголками ударила в позвоночник и голову.
-Это просто мне чудится. Это не может быть правдой. Я просто безумен, я просто безумен, я просто безумен – шептали высохшие губы. Но видение не уходило, оно что-то сипело, капало обжигающими ледяными каплями на плечи. Голос ее напоминал голоса мертвых, ударяя в голову бледного Дарка, острыми шипами. Но он не мог кричать, потому что его снова заберут ТУДА, он уставился в пол суженными до точки зрачками, поднял брови, задыхаясь от испуга. Он сглатывает свой страх.
-Уйди… - шепчет он еле слышно, - уйди! Оставь меня! – но она не уйдет, будет сидеть здесь до самого утра, пока вдруг не захнычет и не уткнется ему в спину. Сердце стучит все громче, кровь пульсирует в венах, пытаясь вырваться, вылиться темно-вишневыми потоками наружу, на пол. Дыхание, сбивающееся, тяжелое, со свистом, будто от долгого бега. Тело застыло в ступоре, не способное даже двинуть пальцем. Холодные потоки слез ползут по спине. Дарк сам бы зарыдал, но если он это сделает, кто-нибудь услышит, кто-нибудь расскажет доктору. И тогда он вновь вернется в больницу. Он кусает губу, чтобы молчать.
Утро приближается медленно. Стрелка наручных часов ползет, как улитка, и призрак стоит зверем за спиной. Она не уйдет до самого утра, пока не щелкнет ручка двери, и старая гувернантка не принесет лекарство. Сквозь муть сонности можно расслышать ее ругань, потому что хозяин как всегда не спал всю ночь.
-Скоро придут гости… - Дарк лениво переводит на нее уставший безжизненный взгляд покрасневших глаз. Кивает головой. Сейчас она притащит таз, будет брить лицо, но делает она это плохо, потому подбородок уже через мгновение опять покроется ранами.
С уходом нянечки стало тихо. Необычно тихо для выходного дня. Глаза слипались от усталости, но спать нельзя: накличешь ее. Скрипнула дверь, Дарк перевел серые глаза на вошедшего гостя: высокого брюнета с волосами-колечками.
-Тим… - прошептали губы с каким-то отвращением, будто съел прогорклое масло. Седой поднялся с кровати, на которой лежал, и посмотрел в глаза гостю, безразличным и мертвым взглядом. А тот болтал, как птахи утром, заливался поддельным смехом, махал руками, что-то спрашивал. Но уже через несколько минут он уйдет, Дарк даже и не вспомнит о чем был разговор. И вот в эту минуту можно будет попытаться уснуть…
Холодает. Жгучие иголочки пробегают по всему телу, пальцы начинают ныть и стыть. Наверное, изо рта идет пар. Что-то холодное касается носа, быстро плавится и стекает на щеку. Испуганный, Дарк открывает глаза, понимая, что все вокруг белое от снега, а комната, разрушенная, находится под гигантским разбитым стеклом, с которого сыплют снежинки. Он поспешно стряхивает снег с рук, ежится, хватает себя за плечи и поджимает босые ноги. Глаза слепит бесконечным белоснежным покрывалом.
-Перестань держать рот открытым – туда навалит снегу! – раздается молодой голос. В плечи впиваются тонкие пальцы, еще холоднее, чем у мучительницы. Неизвестная резким движением руки разворачивает Дарка, раскидывая снег в разные стороны. Седой застыл в странном ужасе, внезапно накатившем: умереть здесь и сейчас, все потерять, раствориться в пустоте. Исчезнуть. А она? Она улыбалась ужасным синюшным ртом, покрытым инеем, как помадой, разорванным от уха до уха и зашитым наскоро, скалилась белоснежными зубами. Сев на стул напротив, она поправила широкополую шляпу с траурной вуалью, и что-то сказала, но юноша не разобрал слов. Тогда неизвестная недовольно скривилась и отвесила ему пощечину.
-Слушай, если уж я говорю!
Хотелось спросить кто она, где он, но губы сковал странный ужас, и не получалось произнести ни слова.
-Ну, родимый, я – не ОНА, и не буду с тобой играть! Скажу четко и ясно что мне от тебя надо: Силтватер. Есть такое, правда. Иди туда. Но не спрашивай за чем, а то я огребу. Ясно?
Ответить он не мог, но едва заметно кивнул головой.
-Ну и ладнечко! – она улыбнулась, протянув палец к носу Дарка. Сердце колотилось, вырываясь наружу. Он так боялся умереть в эту секунду, зажмурился, хотя раньше бы о смерти мечтал, сжался, уже ожидая увидеть быстрые потоки крови, услышать хруст собственного черепа и чавканье пробитого мозга. Но палец просто коснулся холодного носа. Седой открыл глаза и понял, что сидит в своей комнате, в которой уже не было снега, целой и до тошноты вылизанной. В полной тишине раздался смешок той девушки, от которого вены сжимались и будто вытягивались в теле. Холод еще очень долго бегал колючими импульсами по коже.
Глава 4. Ардмур.
Его будит солнце. Он лежит в какой-то яме, и проклятое светило жарит его, как на сковороде. Руки тянутся к тому, что ближе всего, но оно кажется ненастоящим. Через какое-то время он понимает, что держит в руке чью-то кость. Это заставляет встрепенуться, отчего гора земли и камней осыпается вниз вместе с его собственной тушей.
Это склеп.
Нужно что-то сделать с доспехами, потому что так он никогда не выберется отсюда. Что произошло? Куда делась канитель? Кто и зачем гнался за ним?
Он снимает наплечники, хотя пряжки тугие, но остальные крепежи уже не поддаются. Ухо улавливает звук чего-то, шлепающего по полу и волочащего за собой что-то тяжелое. Это может быть гуль или зомби, и тогда лежащий беспомощно на полу мужчина пропал. Он пытался нашарить что-то, чем можно обороняться, но ни кинжала, ни меча, ни чего-то тяжелого при нем не было.
Из темноты показались чьи-то белые, как пергамент, руки. Синие мертвенные вены были видны даже при таком слабом свете. Ладони уперлись в пол, и вытолкнули вперед тело обнаженной женщины с приопущенной головой. От одного вида этого туловища без ног, ползущего по полу и опирающегося на четыре тощих руки, на спине упавшего в склеп встали волосы дыбом, и он даже нашел в себе силы отползти назад, пока не уперся в стену. Поблизости не было оружия. Он пропал.
Длинные волосы, черные, будто сажа и спутанные, закрывали лицо монстра.
-Изыди! – он пытался вспомнить молитву, но не мог.
-Шшш! Ардмур, - говорит она, покачивая головой при этом. Откуда она знает его имя? Он не успевает что либо сделать, как женщина заползает на него, протягивает руки, холодные, грязные, к крепежам и начинает снимать броню.
-Сгинь! – его тело слабеет. Чем он может помочь себе в своем положении? Он обречен на свою судьбу, быть может, оказаться съеденным этой женщиной.
-Нехорошо прогонять помощь, – непонятно, каким образом она говорит, ведь на ее лице, закрытом спутанными волосами, не видно губ.
-Иной раз она может не появиться, - голос явно идет не со стороны лица. Мужчина вытягивает шею, заглядывает на ее затылок, видя, к своему ужасу, губы, выкрашенные красной яркой помадой. Он упирается подбородком во что-то металлическое и понимает, что из головы его помощницы торчит гвоздь.
-Уйди! – вновь вскрикивает мужчина и отпихивает ее, пытаясь отползти туда, где он сегодня проснулся. Но он все равно не может нормально двигаться на непослушных ногах.
Неизвестная взлетает, хватает его за шкирку и выволакивает из склепа, швыряя куда-то в лужу. Вода ледяная, а нос врезается прямо в жижу. Ардмур переворачивается, но не видит своего спасителя. Тогда он облегченно вздыхает, плюхается обратно в лужу и закрывает глаза.
***
Запись в дневнике: Она сказала идти сюда. Та, от одного присутствия которой у меня все внутри разрывает от безудержного страха умереть, оставить мать совсем одну. Какая ирония: при всей ненависти к моей жизни я могу так бояться ее потерять…
Та, другая, еще хуже ЕЕ, хоть и не видно глаз, в каждом прикосновении ощущается скрытое желание откусить мне голову. Что она такое?
Я попросил старуху сделать на ночь чай и принести две кружки. Она спросила для кого вторая, я сказал, что для вороны, которая прилетает ко мне ночью. Видел бы кто ее глаза…
Силтватер. Только немой не травил байки об этом месте.
Этим серым утром пронизывающий западный ветер раскачивал петли на ветках старинных вязов, высаженных очень давно инквизиторами, возможно, даже до того, как Лардэм стал королевством, отдельным от Фаллерда. Дарк мял замерзшие пальцы в карманах. Скользкая проселочная дорога вывела на разбитую брусчатку, ведущую через лес насквозь мимо недвусмысленных обугленных столбов, ям, и множества надгробий. Живой музей фаллерданской инквизиции, во всем величии, переметаемый сухими шуршащими листьями. Вороны до сих пор живут тут большими стаями, украшая и без того жуткие деревья своими растрепанными гнездами, отчего кажется, что в ветках висят черные головы. Кто знает, быть может, среди этих гнезд и скрывалась такая, следящая за Дарком, как одним из немногих посетителей.
Через лес дорога вела к омуту, на противоположном берегу которого возвышался утес, с которого когда-то кидали в воду клети с ведьмами и некромантами. Едва ли вода стала черной от этого, хотя сказки гласили именно так. В отражении глади лицо Дарка выглядело еще мерзче, чем оно было на самом деле, и чтобы оно не начало опять скалиться на него или смеяться, седой кинул камень в озеро. Он не знал, зачем пришел сюда, и чего от него было нужно девушке в шляпе.
Вдали, на лысом холме, бил колокол монастыря святого Релнума. Ирония, что боги Фаллерда вот уже шестьдесят лет как являются лишь святыми.
Дарк подпрыгнул на месте, когда что-то, напомиающее грязный мешок картошки, плюхнулось в лужу метрах в пяти от него. Седой помялся и тихонечко стал идти в направлении этой грязной кучи, которая все больше начинала напоминать тело человека, окровавленного, перемазанного в земле и с сором в спутанных волосах. Безумец склонился над телом. Он зачерпнув из лужи воды, и немного умыл неизвестного.
-Ардмур!? – седой отскочил от тела в сторону и не решался приблизиться. Он огляделся вокруг в поисках прутика. Вдруг, это тоже была галлюцинация? Генералам армии демонов не положено валяться в грязи.
Стоило легонько ткнуть, как предатель как-то странно, будто не до конца умея это делать, уперся подушечками пальцев в грязь, и медленно перевернулся на живот.
-Помоги…Прошу… - прошептали сухие губы. Не похоже, чтобы Ардмур мог напасть. Дарк закусил палец, задумавшись. Он представил себя, несущегося из леса на охрану и кричащего, что он нашел полководца Дариины полумертвым посреди леса и сам себе не поверил. Такого себя он запер бы в психушку. А дотащить безвольное тело до окраины города или даже ближайшей дороги он точно не в силах.
Седой вздрогнул от прикосновения. Безжизненно-слабая рука ухватилась за его лодыжку, из под грязных волос смотрели молящие глаза.
***
Предатель лежал на полу, накрытый пальто. Разрушенный и обвалившийся склеп внутри, был грязным, темным, а из коридоров воняло нежитью. Дарк успел развести огонь, сидел возле него и грел руки, вглядываясь в языки танцующего пламени. Свет почти не попадал сюда через дыру полуобвалившегося входа. Пальцы, застывшие, едва шевелились, гудели, будто рой пчел сидел внутри. Ноги не ощущались в ботинках. Он не знал что делать дальше…Время шло, стрелка неумолимо стремилась к семи часам: времени, когда постепенно начнет темнеть. ЕЕ нет, гувернантки, которая опять исполосует подбородок, тоже нет, нет и матери, заботливой, с теплыми ладонями. Лишь огонь, замерзшее тело и враг, лежащий чуть поодаль.
Запись в дневнике: Что мне делать? Я один, я не могу вернуться домой и не могу остаться…Глаза слипаются от усталости. А перед ними стоит тревожное лицо мамы, ждущей меня возле холодного окна…Я знаю, она будет ждать, даже если я вернусь рано утром. Отругает, скажет, что опять переживала, поцелует и будет долго-долго плакать, уткнувшись теплым носом в грудь. И мне опять будет стыдно…Я хочу спать, но спать нельзя…
Но тело сильнее разума. Сон постепенно накрывает седого юношу, вонзая свои клешни в тело и насильно таща к Морфею. И сколько Дарк не впивался до крови в плечи уже собственными пальцами, пытаясь заставить себя бодрствовать – ничто не сравнится с усталостью.
***
Мутный взор осматривает все вокруг, кожа ощущает сырость, зависшую в воздухе. Становится невыносимо-холодно, он видит чью-то худую фигуру, костлявую, с руками ногами, как жерди, едва ли способные нормально нести тело. Неизвестный перед потухшим костром, съежившись и лежа на боку, спит с открытыми глазами. Или бредит. Он что-то шепчет, и будто напуган до слез. Ардмуру и самому не по себе, он оглядывается, ожидая кинжал в спину, или что этот паренек накинется на него, будет медленно сдирать его кожу, или что он уже мертв очень давно, и теперь является нежитью. Он ощущает запах мертвечины от себя, но, превозмогая усиливающийся страх, ползет вперед. Он хлопает тяжелой рукой по тощему боку неизвестного, осторожно, будто боясь проломить ему ребра.
Вскрикнув, худой юноша вскакивает. Поняв, кто его разбудил, он прикрывает глаза и застывает неподвижно. Аура страха постепенно выветривается из помещения.
-Ты…пришел в себя? – Дарк усаживает предателя обратно к стене и накидывает на него пальто.
-Как видишь.
-К…Какого черта ты меня разбудил!?
-Ты, правда, хотел видеть то, что видел? – юноша покачал головой в ответ, - Как твое имя?
-Дарк. Дарк Герберт Дэспэрэйт.
-Оригинальные у тебя родители…
Дарк уставился в пол, быстро водя по нему взглядом, будто читая нечто, написанное на холодном камне. Потом спохватился, что огонь погас и снова стал разводить костер, складывая ветки и сухие листья своими палочными пальцами.
-Скажи мне, где я?
-В Ларде… - несколько изумленно ответил Дарк, - Неподалеку от Блейзхевен.
Ардмур не понимал, как он тут оказался. Он даже меньше удивился, если бы проснулся дома и в собственной постели, причем, с суккубом, которая навещала его в темнице. Костлявый юноша хмурился, недоверчиво косился на него своими огромными серыми глазами.
-Мне срочно нужно в Айл! Спорю, что отец даже не подозревает, что чертовы демоны готовы с минуты на минуту атаковать любое из королевств. Я не помню, как оказался здесь, но за мной гнались какие-то люди, и я даже не знаю, почему. И зачем я от них бежал, - слыша это, седой еще сильней нахмурился, закрыл лицо ладонью и помотал головой, но, видимо, удостоверился в истинности того, кто сидел перед ним.
-Знаешь, бывали дни, когда я не мог вспомнить своего имени, Ардмур, но если бы я предал свою страну и выжег весь Фаллерд дотла, как один из полководцев Дариины, я бы это точно запомнил…
-Что? Парень, да ты псих что ли?
Услышав это, седой юноша переменился в лице. Он оскалился и кинулся к противнику. Казавшийся столь немощным и хрупким, он схватил Ардмура за шею и поднял на высоту собственного роста, словно пушинку. А когда приложил спиной об стену, то чуть не сломал ее.
-Я не псих! – зашипел он, - Почему, когда человек видит истину этого мира, его гной, сочащийся изо всех щелей, он становится психом! – повышающийся голос переходил в хрип, - Давай! Повтори это еще раз! Повтори, скотина! – Ардмур задыхался, неспособный оторвать впившуюся намертво руку от горла.
-Дарк! – седого кто-то схватил за плечи, и оторвать от предателя. Сумасшедший отпихнул мешавшего локтем, выпустил Ардмура, обернувшись к новой жертве. В тот момент в помещение ввалилась стража.
-О! Так мне не казалось! Кто-то вечно идет по пятам, Тим, но я всегда вижу твоих ворон! – Дарк, вопя, кинулся к цели, но стражники успели схватить больного. Он распихал их, и почти залепил Тиму, но вновь был пойман и повален на пол.
-Твои вороны меня не обманут! Я убью их! Убью тебя! Выцарапаю всем глаза! – сколько седой бы не орал и не пытался вырваться, он был намертво прижат к земле, - Пустите, пернатые ублюдки!
Ардмур откашлялся, поднялся с пола, пока его никто не видел, кинулся к выходу. Ударив в живот загораживающего вход стражнику и, пока тот, согнувшись, кашлял, он выдернул из ножен его меч, и кинулся в лес.
-Стой! – раздалось сзади, - Остановись, предатель! – Ардмур лишь усмехнулся. В тот же миг светлое пламя охватило его тело, и все нутро вспыхнуло под кожей. Мужчина скрючился от боли и рухнул на землю без сознания.
Вскрикнув, худой юноша вскакивает. Поняв, кто его разбудил, он прикрывает глаза и застывает неподвижно. Аура страха постепенно выветривается из помещения.
-Ты…пришел в себя? – Дарк усаживает предателя обратно к стене и накидывает на него пальто.
-Как видишь.
-К…Какого черта ты меня разбудил!?
-Ты, правда, хотел видеть то, что видел? – юноша покачал головой в ответ, - Как твое имя?
-Дарк. Дарк Герберт Дэспэрэйт.
-Оригинальные у тебя родители…
Дарк уставился в пол, быстро водя по нему взглядом, будто читая нечто, написанное на холодном камне. Потом спохватился, что огонь погас и снова стал разводить костер, складывая ветки и сухие листья своими палочными пальцами.
-Скажи мне, где я?
-В Ларде… - несколько изумленно ответил Дарк, - Неподалеку от Блейзхевен.
Ардмур не понимал, как он тут оказался. Он даже меньше удивился, если бы проснулся дома и в собственной постели, причем, с суккубом, которая навещала его в темнице. Костлявый юноша хмурился, недоверчиво косился на него своими огромными серыми глазами.
-Мне срочно нужно в Айл! Спорю, что отец даже не подозревает, что чертовы демоны готовы с минуты на минуту атаковать любое из королевств. Я не помню, как оказался здесь, но за мной гнались какие-то люди, и я даже не знаю, почему. И зачем я от них бежал, - слыша это, седой еще сильней нахмурился, закрыл лицо ладонью и помотал головой, но, видимо, удостоверился в истинности того, кто сидел перед ним.
-Знаешь, бывали дни, когда я не мог вспомнить своего имени, Ардмур, но если бы я предал свою страну и выжег весь Фаллерд дотла, как один из полководцев Дариины, я бы это точно запомнил…
-Что? Парень, да ты псих что ли?
Услышав это, седой юноша переменился в лице. Он оскалился и кинулся к противнику. Казавшийся столь немощным и хрупким, он схватил Ардмура за шею и поднял на высоту собственного роста, словно пушинку. А когда приложил спиной об стену, то чуть не сломал ее.
-Я не псих! – зашипел он, - Почему, когда человек видит истину этого мира, его гной, сочащийся изо всех щелей, он становится психом! – повышающийся голос переходил в хрип, - Давай! Повтори это еще раз! Повтори, скотина! – Ардмур задыхался, неспособный оторвать впившуюся намертво руку от горла.
-Дарк! – седого кто-то схватил за плечи, и оторвать от предателя. Сумасшедший отпихнул мешавшего локтем, выпустил Ардмура, обернувшись к новой жертве. В тот момент в помещение ввалилась стража.
-О! Так мне не казалось! Кто-то вечно идет по пятам, Тим, но я всегда вижу твоих ворон! – Дарк, вопя, кинулся к цели, но стражники успели схватить больного. Он распихал их, и почти залепил Тиму, но вновь был пойман и повален на пол.
-Твои вороны меня не обманут! Я убью их! Убью тебя! Выцарапаю всем глаза! – сколько седой бы не орал и не пытался вырваться, он был намертво прижат к земле, - Пустите, пернатые ублюдки!
Ардмур откашлялся, поднялся с пола, пока его никто не видел, кинулся к выходу. Ударив в живот загораживающего вход стражнику и, пока тот, согнувшись, кашлял, он выдернул из ножен его меч, и кинулся в лес.
-Стой! – раздалось сзади, - Остановись, предатель! – Ардмур лишь усмехнулся. В тот же миг светлое пламя охватило его тело, и все нутро вспыхнуло под кожей. Мужчина скрючился от боли и рухнул на землю без сознания.
@темы: D.D., Ода одиночеству
-
-
23.09.2010 в 02:51Лучше. Я не могу найти в дневнике предыдущий вариант, но из того, что помню - этот много лучше, старше, сильнее в выражениях. Ты слегка перебарщиваешь с глюками, их можно было бы сделать чууууть более образными и чуть менее ощущенческими - меня вот и так, без повторения подробностей, качественно протаскивает сквозь текст по всем болевым моментам, начиная от плохо выбритых щёк и заканчивая исступлением без сна. Ощущения даются тебе легко и хорошо, но попробуй визуальщину в последствии поюзать тоже.
А ещё Милен няшечка. *__*
И как я оказывается соскучился по этому твоему миру, ыыыы.
-
-
23.09.2010 в 18:55чууууть более образными постараюсь) Не совсем представляю себе как, но попробую) Там дальше глюк будет интересный - он будет стекать вниз, под пол. И один глаза разные будут видеть разное, потому что один утек вниз, а другой - еще нет)))
Спасибо за бетоманство, ибо косяки откровенные. Я ж часто в порыве пишу, потом проверяю, но все равно кое-что остается...
И как я оказывается соскучился по этому твоему миру, ыыыы.
-
-
23.09.2010 в 19:30-
-
23.09.2010 в 23:57Ага, я так и подумал.
Не совсем представляю себе как, но попробую)
Ну, например, не так подробно описывать, что чувствует Дарк (ослабшие руки, гул в голове, холод и прочее ты уже упомянула, и не раз), а сделать акцент на том, что он видит (вот как в последней части, когда он по строкам собственным идёт). Это и есть визуальщина, образ - светящиеся синие волосы, странный свет в комнате, рваный пол... Всё у тебя получается, просто одновременно с внешним ты подробно описываешь и внутреннее состояние Дарка, таким образом рискуешь получить на выходе неразбериху.
Попробуй делить: упомянув где-то состояние "пациента", чтобы читатель и о нём был осведомлён, смело расписывай ужасы, которые к "пациенту" пришли. А уж дрожащие руки и варёное сознание домыслятся сами собой, при том же утекании сквозь пол сложно представить бодрое состояние! %)
И удачи тебе с остальными частями.
-
-
24.09.2010 в 19:34-
-
29.03.2012 в 15:36З.Ы. Хорошо, что я не "подрабатываю" бетой )))
-
-
29.03.2012 в 15:44-
-
30.03.2012 в 01:26