Итак, это оно, кусок сырца. Кадажа пока еще нет, потому что на последний момент ему год^^ Несмотря на то, что этот фик почти не связан с каноном, он мне очень нравится, как отдельный мини-рассказик, я успокаиваю себя только тем, что он всяко лучше...некоторых фанфиков, про которые тут как раз говорит Язу И, если честно, то больше пишу для себя и пары-тройки друзей.
Итак, повторюсь, я не фанфик-райтер, у меня просто родилась рандомная мысль в голове, которая мне показалась достаточно интересной, чтобы описать, это раз. Я думаю, что к событиям канона фик имеет мало отношения (и именно - никакого), это два. Вообще, если там имена поменять, то человек, отношения не знающий может вообще читать как отдельную историю.
Я правда старалась придать им их характеры Т_Т
За дыры в сюжете кидать тапком, я буду думать, как поправить. Any Ideas will be great too
At least, i hope, you'll enjoy it
***
Сегодня Человек в очках был очень доволен, сегодня «вылупились» его подопытные, их бледные тельца болтали ножками, гугукали или сладко посапывали. Из почти двух тысяч расконсервированных образцов выжило больше половины, и даже самая провальная из серий, с буквенными индексами с U по Z, гены в которой конфликтовали друг с другом, дала почти пятьдесят детишек, впрочем, и эти были не без дефектов. Человек в очках довольно заполнял отчеты в своем большом кабинете, теперь ему оставалось только ждать, когда объекты подрастут, а уж все козыри у него уже на руках…
***Три года с начала эксперимента***
В этом подземном бункере были очень длинные коридоры, и очень светлые, вылизанные до блеска ежедневными стараниями уборщиков, полы со стенами. Здесь было почти стерильно.
Вентиляция обеспечивала хорошую атмосферу, черт возьми, сюда можно было зайти с поверхности, чтобы подышать правда чистым воздухом. Разве что окон не было, но куда смотреть через них, не в почвенные же слои, в конце концов!? Запутаться в лабиринте этих светлых помещений было невозможно, но мелькающие повсюду, выведенные краской черные огромные номера во всю дверь рождали какое-то ощущение неуютной замкнутости, ровно как и пустота здешних коридоров: ни лишней лавочки, ни цветочка, ни кусочка обоев – чистые белоснежные стены. Наверное, поэтому подопытным выдавали черную одежду – иначе они сливались с фоном. Сегодня было довольно-таки суматошно, со времени, когда вскрыли колбы, шел уже четвертый год, и детей нужно было построить всех вместе в первый раз. И, для начала, всех собрать в зале. На логичный вопрос сотрудника «зачем»? на него скосили уставшие больные глаза и недовольным голосом ответили: «Начальство».
Молодой сотрудник в халате быстро шел по коридору, почти не смотря на двери – он до тошноты знал расположение крыльев. Но ему всегда было как-то не по себе в помещениях, где жили остатки третьей серии, хотя бы от ощущения, что на одно такое крыло их было раз, два – и обчелся. Пройти вглубь по этому коридору пришлось порядочно, но дорога шла дальше, казалось, что она бесконечна. Такие места развивают стенофобию. Особенно, крыло Y, где, по какой-то никому невиданной причине, скакало напряжение, вышибало лампы, отключало свет. Лампы моргали или горели через одну. Электрики бывали тут чуть не каждый день, но только разводили руками.
Сегодня этот человек в халате впервые заменит, переведенную на другой тип работ коллегу. Вчера он пробежал быстренько глазами по карте этого образца.
«Y-27-z» - прочитал сотрудник, сравнил с номером на той самой карте, открыл дверь, и светлая полосочка расчистила сплошную темноту до самой кровати. Он прошел вперед, потянулся на стену, но найденный выключатель не зажег света.
-Эй! Вылезай! – он пошел до кровати к свернувшемуся тельцу на ней, но это оказалось вовсе одеяло, небрежно скомканное. И тут, его лодыжку тяпнула холодная клешня. Сотрудник взвизгнул, отбежал в сторону, к дорожке света, трясущимися руками достал шокер из кармана. Он ощутил, что его душа только что медленно вернулась из пяток, да и то потому, что клешня, как оказалось, принадлежит бледному длинноволосому мальчишке, за которым, он, собственно, и пришел.
-П-п-почему ты не сказал, что у тебя п-перегорела лампочка!?
Он прихватил себя за рукав, сжал плотно губы, еле видно пожал плечами. Сотрудник почесал затылок - действительно, откуда слепому знать, что у него нет света в комнате.
-Вас велено собрать на построение, - в ответ на это тот поболтал головой, отошел на пару шагов, вернувшись в темноту.
-Эй, иди сюда! – сотрудник только успел поймать край рукава мальчика, - Мне велено, понимаешь? Это обязательно! – в ответ ему вновь легонько пожали плечами, - Ну, пошли? – ребенок кивнул.
Двадцать седьмому было страшно выходить за пределы комнатки. Он втянул комнатный воздух и боялся его выпускать. ТАМ воздух казался холоднее, там было шумнее, и, вообще, придурошный сотрудник летел так быстро, посередине, что мальчик чувствовал себя потерянным, бегущим по каким-то кусочкам пола в черном бесконечном пространстве. А он не любил там бывать, ну, хотя бы, чтобы это пространство, им не изученное, было только с одной стороны, а с другой была стена, вполне материальная.
Это существо трех годов от появления на свет почти никогда не покидало стен комнатки, за пределами которой царило неизвестное что-то, пустое и шумное. Сейчас именно по нему его, выставившего правую ручку в беспомощном поиске преграды, его волокли силой. Это ровно, что идти по пустыне с закрытыми глазами ночью.
Подопытный не знал, что остальные люди видят, но подозревал, что ни один слепой так быстро бегать не может, пусть даже и по знакомому помещению.
***
-Стой здесь. Скоро начнется построение, я подойду к тебе, - сказал сотрудник, и каблуки его ботинок удалились куда-то в пустоту. Вокруг шумели, гремели, ходили, и мальчик чувствовал себя внутри гигантского муравейника, где он стоит посреди комнаты столбом и мешает им работать. Он не видел муравьев вживую, но представлял их недовольные мысли и ворчание, как они, кряхтя, тащат загадочную «муху» втроем, чем бы это ни было, а тут он, на их пути. Чем дальше, тем больше набивалось народу, они мелькали, оставляли кусочки своих разговоров, смешивались. Эксперименту оставалось только вертеться беспомощно на месте, раскинув руки в поисках какого-то упора. Когда ему стало совсем страшно, он на трясущихся коленках стал идти куда-нибудь, разгребая руками пустоту перед собой. Вдруг, он треснул кому-то впереди, заинтересованно вцепился в это мягкое, наверное, чье-то плечо, и стал щупать, пока его ладонь не скинули.
-Эй! – раздался мальчишеский голос, - чего ты махаешься!?
Двадцать седьмой прижал к себе руки, немного испуганно обшарил пространство на слух.
-Эээй! – его тряханули, Ээээй! – еще более настырно повторил неизвестный. От такого настырства в свою сторону мальчик приобнял себя за бока, скрестил руки, вообще, у него было ощущение, что от него не отлипнут. Это делало молчание бесполезным.
-Не вижу…Вот и махаюсь! – фыркнул он, почему-то, когда его донимали, было отвечать проще, чем когда говорили ласково.
-Так отклой глаза-то… - сказал недовольный ребенок, точная копия его самого, правда, он не знал, как выглядит. Неизвестный сморщился, подошел к беспомощному слепому и откинул волосы с его лица, - Так они ж открыты. Чего тогда ты болтаешь руками?
-А ты как ходишь? Ты щупаешь ногами впеледи, или ты чу-вству-ешь тут все, как тот дядя?
-Я глазами смотлю, - смущенно сказали ему, более очевидного ответа на подобный вопрос, наверное, не бывает, но потерявшийся эксперимент не понимал, как это.
-Ну, конефно! – фыркнул он, нахмурившись.
-Может, в твоих баталейки закончились?
-Нету никаких баталеек.
-Ты что, совсем-совсем никогда ими не глядел?
-Нет… - он смутился, впервые его сомнения развенчались железобетонным фактом того, что другие, бегают так быстро не потому, что хорошо знают все вокруг. Но само слово «видеть» от этого понятней не становилось, продолжая быть пустым звуком. И сейчас, чтобы «увидеть» лицо прилипалы, он протянул свою ручонку к нему и стал легонечко, быстро-быстро водить по его лбу, векам, носу и губам, волосам, вытягивая пальцами гладкие пряди. Второй мальчик стоял столбом, он не знал, что ему делать: было жутковато, но он как-то интуитивно ощущал, что иначе тот просто не может «разглядывать». Брови двадцать седьмого при этом дергались, поднимались уголками вверх, но опускались, хмурясь, извивались гусеницами, что легко можно было прочитать любую эмоцию, рождающуюся в голове слепого. Наконец, видимо, запечатлев образ, он отвел руку.
-Кажется, все начинают стлоиться! – неизвестный повернулся, увидев пока еще короткую шеренгу.
-А…Ты меня отведешь тоже? – лениво сказал он, уводя лицо подальше и будто чувствуя на себе чужой взгляд. Его взяли за руку так резко, что он только вскрикнул, потащили, наконец, ноги неизвестного остановились, мальчик влепился в него, но не больно.
-Ну вот…вставай лядом!
Слепой угукнул, впившись в рукав товарища, во всяком случае, это был наиболее известный ему субъект тут. Со всех четырех сторон от него клубились люди, и это было непривычно.
Осталось только втянуть живот и гордо выставить вперед грудь. Правда, он не знал, зачем так строится, но это не важно.
-L-97-y, L-98-y, L-99-y…- говорил монотонно голос шагавшего вдоль шеренги. Он выпустил пару номеров после этого, это казалось странным, и стоящего рядом, за чей рукав мальчишка и держался, это, похоже, тоже немного смущало.
- L-01-z, L-02-z, L-06-z… - проговаривал надоедливо человек, - L-07-z, L-10-z, L-11-z… - было отчетливо слышно, как он черкает на бумажке ручкой, - L-12-z… - сказал он, подойдя к тому самому неизвестному, - L…Так, а это еще что такое? Ты из другой серии, что ты тут делаешь?
Он мог только снова пожать плечами. Сотрудники, задававшие много вопросов, начинали раздражать, им нужно было отвечать, а отвечать чьему-то злому голосу извне, вот, ни капельки не хотелось, а если даже хотелось, то что-то мешало. Губы не разжимались, язык не поворачивался.
-Так иди, найди своих. Что, цифры не знаешь?
-Как ж ему найти, если вы ему баталейки в глаза не вставили?
-Какие еще батарейки…? Погоди… Ты слепой?
Он не знал что ответить: он не понимал этого слова, но оно ему не нравилось. Он помотал головой.
-Я п-просто ничего не вижу, - в ответ на это утверждение, едва слышное, человек лишь вздохнул.
-Это и есть «слепой». Стойте, сейчас я подойду, - он устукал куда-то прочь, но вскоре вернулся с кем-то запыхавшимся.
-Вот ты где! Сказано же было стоять на месте!
Ему было легко говорить, конечно, вокруг него не ходили злые муравьи и уж точно не тащили мух. Мальчика ухватили за руку и куда-то увели, опять в пустоту, долго вели сквозь нее, и, наконец, вновь поставили в другую шеренгу.
-Y-70-x, - сказал другой проверяющий, черкнув на бумажке, - Y-27-z, - он стоял напротив слепого, - Z-06-g…
Их подсчет скоро закончился, кажется, номером Z-60-t, и проверяющий зло фыркнул, - осталось уже сорок пять образцов. Плохо.
Слепой не знал, как понимать эту фразу.
-Ладно, а теперь вас отведут обратно. Не разбегайтесь.
***
Ребенок молчал до самого возвращения в свою комнату, и даже когда вернулся туда, только тихо уселся на пол и стал почти беззвучно играть. Если бы не фонарик, сотрудник потерял бы подопытного из поля зрения. Когда молодой мужчина почти уже задремал на кровати своего образца, тот подошел поближе и сказал:
-А где те, кого не досчитались?
Он не знал что ответить, посветил фонариком на бледного ребенка, стоявшего в полуметре, направившего слепой взгляд куда-то не то в пол, не то на край кровати и теребившего край своего рукава.
-Их забрал аист! – отшутился сотрудник. Двадцать седьмой слабо себе представлял аиста, он подумал, что оно должно быть большим, страшным, склизким, колючим и пронзительно-кричащим.
-Не отдавай меня ему, ладно? – испугался он, подошел к кровати и нащупал ладонь работника, довольно крепко схватился за нее.
-Ты чего? – он только что понял, что за глупость ляпнул, потрепал слепого по голове, - Конечно.
***Пять лет с начала эксперимента***
За два года их больше ни разу не строили. Скоро должны бы были, но когда еще не было точно известно. Летун, как двадцать седьмой окрестил того, кто за ним приглядывал, с тех пор исправился, и даже, как он говорил, вкрутил новую лампочку, хотя она недавно вновь перегорела, хлопнув и напугав мальчика до полусмерти. Как сказал Летун, пытаясь добыть ребенка из-под кровати, лопнуло стекло, и теперь надо было ждать мастера. Он говорил, что в их крыле скачет напряжение. Эксперимент не знал кто такой «Напряжение», почему у него нет номера, и кто позволил ему скакать, несмотря на запрет бегать по коридорам. Если даже Летуна отчитали, то Напряжение должен быть очень важной персоной.
Сотруднику посоветовали не включать свет вообще, но это было невозможно: Летун чуть не молился на лампочку – без нее этого ребенка было невозможно найти, точнее, можно, но только когда чья-то ручонка дергала за штанину, или за рукав, или кто-то тихонько начинал сопеть над ухом, иногда – появлялся позади, чтобы он, встав, случайно столкнулся с объектом. Работник извел уйму нервов и даже стал добавлять бальзам себе в кофе.
Сотрудник как всегда спешил, он должен был отвести чадо к доктору сегодня, он щелкнул чем-то на двери, потянул за ручку и с трудом открыл. Вообще-то, они должны бы открываться карточкой, но света не было.
-Y-27-z, ты где? – он стал тихонько продвигаться по вглубь. Одно хорошо – со слепым ребенком на полу всегда будет чисто, - Эй!
Что-то щелкнуло, сотрудник повернулся, увидев в углу бледное приведенье с темными глазами, он взвизгнул, отскочил к двери, готовый вскарабкаться куда-нибудь, пока не увидел на лице приведения недоумение.
-Я кнопку найти не мог…
-Боже ж т-т-ты мой! Больше т-т-так не делай! Т-т-ты не можешь п-п-просто вы-вы-выйти, когда те-тэ-тэбя зовут? – он, кажись, успел заработать себе производственную травму.
-Хорошо. А ты принесешь мне тогда, что обещал? – он мило улыбнулся, потянувшись, в свете этого фонаря улыбка выглядела жутко.
-Я потом отдам! Сначала мы сходим к доктору, а пока ты будешь у него, я заберу из кабинета.
Мальчик щелкнул фонариком, который ему оставили, чтобы в комнате был хоть какой-то свет (впрочем, слепой все равно всегда забывал его включать) и бодро подошел к Летуну. Его взяли за руку и вывели из комнаты. Сейчас этот человек в халате не бежал никуда, а подпустил белоголового к стене, и пошел с ним тихонечко вперед.
Они зашли в какое-то помещение со скользкими стенами.
-Ты только не бойся, - сказал сотрудник и чем-то щелкнул. Слепой, привыкший, что пол, по которому он ходил, всегда был чем-то прочным и неподвижным, что всегда было одинаковым, и лишь иногда покрывалось ковром для мягкости, но теперь под ним тронулся, скрипнул легонько, и как будто куда-то стал двигаться. Мальчик прижался к стене, царапая ее ногтями.
-Да это лифт всего лишь, - констатировал Летун, - он поднимает нас вверх. Не трясись ты! – приказал он, но коленки ребенка игнорировали эту просьбу. Малыш кинулся вперед, схватил сотрудника за штанину и вжался в нее, как мог сильно. И тут пол вздрогнул, дернулся, встал, со скрипом.
-Пойдем, пойдем… - он оторвал ребенка от ноги, - Эксперимент провалился, - пробубнил недовольно, - по лестнице придется, видать, тебя тащить…
Ему велели подождать снаружи, а сам Летун ушел, хлопнув дверью. Двадцать седьмой остался на небольшом и мягком диванчике, попрыгал немного на нем, поводил руками, поползал по нему взад-вперед, нащупал поручень и уперся в него ладонями, высовывая голову за диван.
-Ты не знаешь, где тут шоколадки! – кто-то так громко сказал, так близко, что эксперимент даже упал на спину, начав пятиться. Неизвестный гость навис над поручнем, слепой этого не видел, но глаза второго мальчика горели любопытством и нетерпением.
-Постой! Ты же тот самый, который тогда потерялся. Точно! Ну, так ты знаешь, где тут шоколадки?
Слепой испуганно покачал головой, звучало это слово забавно, наверное, это был какой-нибудь зверь. Ему стало любопытно, какой.
-Какие еще шо-ко-лад-ки?
-Ну, вот…И я тоже не знаю, какие…Эхх!
«Зачем ему тогда они нужны-то? Вдруг, они как прививки – звучит красиво, а так больно!?» - подумал мальчик, недовольно слушая, как объект рыщет под диваном, пыхтя паровозом.
-Мне сказали, если я не буду убегать, мне их дадут! Они их прячут где-то тут…! – он услышал кликнувший замок, рухнул на пол и замер за диваном. Двадцать седьмой слез с дивана и, махая рукой впереди себя, а второй держась за сиденье, стал идти туда, где слышал тот звук.
***
L-12-z знал, что если очень сильно упереться в дверь, то, не сразу, конечно, но она откроется, хоть и со скрипом. У дядь в халатах были те карточки, что болтались у них на груди, где что-то было накалякано. Он плоховато умел читать, хоть уже знал все буквы, потому не мог прочитать, что на ней написано, но такая карточка была пределом его мечтаний.
Сидеть в пустой комнате ему было скучно: он любил шастать по коридорам, хоть за теми таинственными шоколадками, которые найти вчера ему так и не удалось, прежде чем какой-то тонкий дядя, который называл себя «мисс» его не поймал на втором этаже. Его не раз обещали закрыть в «колбу», но никогда этого не делали, так что он вообще не знал, что это.
Он вылез, вышел в белоснежно-белый коридор из своей не менее белоснежной комнатки и побежал вперед, не особо глядя по сторонам. Его номер был в самом начале серии, а, потому, бежать к комнате, соединяющей все крылья, было недолго. Он свернул, увидев три вертикальные полосочки и указатель, попав на очередной узел, покрутился на месте, пока не нашел вожделенную букву «Y», и поспешил туда.
Обычно, когда идешь по такому коридору, ощущается жизнь. Во всяком случае, так было там, где жил сам двенадцатый, а тут было как-то мертвенно-пусто, совсем не ощущалось, что кто-то когда-то тут обитал. Впрочем, по крупному счету, так оно и было. Тем более что лампы тут горели через одну и жутко моргали. Он даже, вместо того, чтобы побежать, медленно зашагал, будто ожидая нападения монстра.
Чем дальше он шел, тем жутче становилось, тем больше ему казалось, что он никогда не найдет нужный ему номер. Он смотрел на сторону, где, как он уже смекнул, были только нечетные номера. Попутно он учился считать через один. Но вот и нужная ему комната, куда и откуда ведет длинный коридор, настолько, что от него, ровно как и к нему ведут какие-то бесконечные линии. Мальчик упирается в дверь, пыхтя, он толкает ее, продвигая на миллиметры. Как только она открылась достаточно, чтобы туда юркнуть, двенадцатый плюхнулся на пол, тяжело дыша. Он быстро прошел, глянул в темную комнату, куда пробивалась до самой кровати узкая полоса света из дверного проема.
-Эй, ты тут? Так они тебе батарейки не только в глаза не вставили, да?
Вообще-то, слепой кивнул, но этого не было видно: лампочка в его комнате, опять была убита злым напряжением, хорошо, хоть, не лопнула! Двенадцатый подошел к нему, в отличие от Летуна, он мгновенно нашел мальчика и присел на корточки рядом. Слепой чем-то прошелестел.
-Эй, чего ты молчишь-то? Тебе язык тоже не вставили?
-Нет, его тебе вставили. Второй!
-Гы-гы-гы! – он глупо смеялся, - Ты смешной! Нет, ну, правда…?
-Я читаю.
-Как же ты читаешь-то без света? Вот ты почему ослеп-то! Мне говорила та тетя, что в темноте даже картинки смотреть нельзя!
-Картинки…? А зачем нужен свет, чтобы читать? – это даже было как-то любопытно, он вылез к двенадцатому, зажав в руках свою книжку, тот потянул руку к корочке.
-А можно поглядеть твою книжку?
Двадцать седьмой вовсе не был против, он протянул ее, в твердом переплете, тот взял, открыл на первой страничке, но, вместо привычных букв, там были продавлены маленькие точечки, напоминавшие какое-то инопланетное послание, которое он, к тому же, держал вверх ногами. Эксперимент полистал ее, но не нашел ни одной картинки или красочной буковки. Ну, собственно, на что они были тому, кто носа-то своего не видит. Слепой все это время стоял рядом, вертя головой, начиная радоваться тому, что к нему пришли. Даже при том, что этот, второй, приставал с глупыми вопросами, ему хотелось с кем-то поговорить. Двенадцатый почесал затылок, шмыгнул.
-И много ты уже их прочитал?
-Угу, - он не врал, с тех пор, как та женщина принесла ему азбуку и научила читать, он проводил за книгами большую часть времени, - Правда, Летун редко приносит новые. Эту, вот, еще вчера дочитал… – он забрал книжку из чужих рук.
-Ты целый день так и сидишь тут? В темноте?
-Ну да. А что еще делать?
-Побродить по коридорам!
Что-то не хотелось мальчику туда идти, если эту комнату он успел изучить досконально, то там, за дверью, было неизвестно и пусто, потому он только покачал головой, представив, как снова будет ощущать только кусочки пола под собой и, в лучшем случае, стенку.
-Да пойдем! – настырный гость цапнул его за руку, потащив из комнаты. Тот уперся, но так и не нашел точку опоры, чтобы затормозить. Он кинул книгу на пол и вцепился в край двери, как бы сильно его не тянули, он не хотел в пустоту. Мальчик вырвал руку у настырного гостя. Снаружи его снова обдало каким-то наружным воздухом, пусть незримо, но все же отличавшимся от того, что был в его комнате.
-М? Ну, и ладно! Тогда я больше не приду! Там скучно сидеть! – он насупился, сложил руки, уже предполагая, что произойдет. Конечно, слепой пойдет за ним, а именно – медленно зашагает вдоль стенки. Коленки двадцать седьмого дрожали. Он не был трусом, и люди, шагавшие в полной темноте, наверняка бы его поняли, но боялся споткнуться, столкнуться, вообще, даже сам факт нахождения там заставлял дрожать, как осиновый лист. Сейчас мальчик прекрасно ощущал на себе это сравнение, даже не надо было знать, что это за осина и откуда у нее листья! Но он хотел догнать товарища: в конце концов, он читал имевшуюся у него книжку уже второй раз, а даже если Летун принесет новую, ее можно читать после отбоя, и потом, ему было интересней с кем-то быть рядом, чем сидеть одному. Двенадцатый взял его за руку и повел тихонечко за собой, чтобы слепой мог скользить вдоль стены, неловко, скромно прикасаясь самыми кончиками пальцев к гладкой поверхности. Пока они брели, слепой не проронил ни слова.
Они снова зашли в личный ночной кошмар двадцать седьмого – лифт. И его приятель совсем не слушал просьбы не заходить туда, а просто закрыл двери, оставив белоголового внутри жуткой комнатки. Двенадцатый долго пытался достать до кнопки. В итоге, слепому пришлось сесть на корточки, чтобы тот вскарабкался на его плечи и достал вожделенную цифру «три».
-Я еще никогда там не был один! Но там здорово! ОНИ сидят там на больших мягких креслах, а на стенках висят всякие бумажки. А еще там дают кофе. Я никогда не пивал его, но они все вечно с ним таскаются. А еще там определенно прячут шоколадки!
-А зачем тебя туда водили?
-Ну как, я же сбегал из комнаты, и буду сбегать. Они меня ругали.
-И меня будут?
-Не знаю. Наверное.
Лифт ехал вверх, слепой ощущал это всем своим телом, он схватил рукав другого образца, сжал его в руках так, что чуть не продавил дыры в ткани. Лифт звякнул, и двери разъехались в стороны. Двенадцатый повел его вперед, по твердому и гладкому полу, тут же сильно потянув и заставив бежать. Они свернули за угол, мальчишка велел молчать и прижаться к стенке. Он прополз чуток вперед, глянул за угол, где какой-то хмурый сотрудник в белом халате поверх черного смокинга открыл дверь лифта и зашел туда с пресловутым кофе, и куда-то поехал.
-Ух тыыы! – протянул мальчишка, глядя вверх. В твердой рамке под стеклом там висели какие-то бумажонки, а чуть выше – фотографии каких-то людей и их имена.
-Что там, что там!? – он, как галчонок, завертел головой.
-Тут тааакие рожи, вон эта, особенно страшная: у нее волосы по цвету, как масло! И глаза синющие! Гы-гы-гы!
Мальчик представил себе что-то вроде желе на ощупь, скользкое и холодное, усмехнулся, его дернули за рукав, так резко, что он чуть не упал, и двенадцатый потащил его вперед, в какую-то комнату, большую, светлую, но белоснежно-типичную, как и все тут. Зато в ней была пара диванчиков, и даже столик. На одном из них кто-то опрометчиво оставил маркер. В глазах мальчишки загорелся огонь, и он рванул туда, оставив слепого одного. Тот замялся, завертелся, потеряв знакомого, стал топтаться на месте. Он не кричал и не звал его, даже не плакал, просто пытался найти. Коленки снова предательски дрожали. Вдруг, кто-то хватанул его за плечо. Вздрогнувший, двадцать седьмой быстро развернулся и со всей силы влепил неизвестному.
-ААААА! – завыл двенадцатый, - кровь струйкой потекла из его разбитого носа, а слезы – из глаз. Он захныкал, зашмыгал, застонал, тогда слепой понял, что к чему, присел на корточки к приятелю, слишком уж по-девчачьи ревущему взахлеб. Он протянул свои щупальца к его лицу, но их откинула сырая от слез рука.
-Не трогай меня! Вот я тебе тоже сейчас врежу! – он кинулся на него, со всей дури двинул под правый глаз, потом долбанул еще куда-то, получив при этом ногой в бок. Они бы, верно, замутузили друг друга до полусмерти, если б не чья-то рука человека в белом халате, которая за шкирку подняла над землей драчуна.
-Это еще что такое!? Как вы вообще сюда попали!? L-12-z, опять ты! Уже и на третий этаж забрался…! И приволок еще кого-то!
***
Через какое-то время их приволокли в совершенно отличающееся от других помещение. Оно выделялось обоями, мягкими стульчиками и диванчиком, столом с компьютером и кучами, кучами, неимоверно-огромными завалами всяких бумажек. Впрочем, для двадцать седьмого это была всего лишь очередная неизвестная локация в гигантской пустоте за пределами его комнаты. Он сидел, придерживая лед возле распухшего глаза, ожидая чего-то. Второй рыдал, всхлипывал, и, хотя они успели оба повыть и подраться даже у доктора, двенадцатый плакал уж больно долго, начиная раздражать этим. В помещении хлопнула дверь, кто-то зашел волевой походкой, придавливая каждым шагом бедный ковер так, что, был бы у ковра рот, он вопил бы благим матом. Человек принес какой-то неприятный запах, но ни один из детишек не нюхал формалина.
-Так-так. Очень интересно. Как вы додумались залезть сюда. И зачем? Что мотивировало ваши поступки…? – наверное, он говорил это больше для себя, - Разные серии… - сказал он почти, взял со стола бумажки и глянул в них, как-то хмуро уставившись на слепого. Перестав хныкать, второй с каким-то непонятно-возникшим страхом глянул на этого мужчину, сложившего руки на столе. Акулий взгляд Человека в очках нацелился на беспомощно сидящего тихонечко на стуле белоголового ребенка, а тот об этом даже не подозревал, чуть-чуть выставив ручонки и вертя головой туда-сюда. От такой сцены по спине двенадцатого побежала дрожь.
-Скажи мне, L-12-z, почему ты позвал именно его? Ведь этот образец бракованный, он слеп. У тебя был выбор из тысячи семисот трех, но ты остановился на дефектном Y-27-z. Почему?
-У вас такая забавная штука на носу! Можно поносить!? Я не разобью! – он не понял ни слова из вопроса Человека в очках, ровно как не понял того и сам предмет обсуждения.
-А я…а я тоже хочу посмотреть! Ты же подержишь, чтобы я не поломал?
-Угу!
-Мне повторить свой вопрос? – акулий взгляд придавил своим весом бедного мальчишку, тот присмирел, скуксился, не выдержав, он снова завыл на весь кабинет. Человеку в очках оставалось только глубоко вздохнуть.
«Не умею я работать с детьми… - подумав это, он откинулся на спинку кресла и громко крикнул, - Жевьен!
В помещение вошла молодая девушка, от которой пахло духами. Двадцать седьмой никогда ничего подобного не чуял и стал принюхиваться.
-Ну-ну-ну, не плачь! – она прижала второго к себе, и он быстро успокоился. Его даже посадили на колени. Второй несколько безучастно сидел и пытался понять, что тут происходит.
-Так вы друзья?
Слепой знал про это слово. В одном из рассказов черепашка дружила с котенком, и они вместе играли в мяч, что такое этот мяч и как в него играть он не предполагал даже (точно так же, как что такое «черепашка» и «котенок», он решил, что это вроде их номеров), но они точно друг друга не били. Впрочем, черепашка была вполне зрячей, а котенок не дергал ее внезапно, подкравшись из-за спины. Потому он кивнул ей в ответ.
-Ну, да…наверное… - плакса успокоился, глядя красными от слез глазами на женщину, - Он забавный…Вертится, махает руками…И читает в темноте. Я никогда не видел, чтобы так умели. Но мне не нравятся его книжки – в них нет картинок.
-Читает в темноте? Что за глупости ты говоришь, разве вообще он может читать?
-А у него пупырышки на страничках. Это здорово, я тоже так хочу! А еще, а еще, это правда, что вы тут прячете шоколадки? Да? Можно мне одну!?
Жевьен усмехнулась, а вот лицо Человека в очках нахмурилось окончательно, но он развернулся спиной, так что этого никто не видел.
Разумеется, никаких разумных доводов детишки не привели. Их велели отвести обратно и уж точно не дали никаких шоколадок.
Человек в очках, оставшись, как он думал, один, снова глубоко вздохнул, - Я же просил…Нет, я настойчиво говорил не учить их ничему…индивидуальному. Как я могу их нормально исследовать, если один будет бегать по коридору, второй знать письмо для слепых, а этот третий – ошиваться возле медкабинета…!?
-H-03-l сказал, что он заблудился, - та женщина принесла ему какие-то бумаги.
-Он еще научился врать! Замечательно!
-Человеческий фактор невозможно преодолеть. Это ведь дети, верно? Позвольте мне удалиться – мне нужно доделать отчеты.
Он кивнул, Жевьен удалилась, но Человек в очках еще долго хмуро косился на дверь, которую она за собой закрыла.
***
Двенадцатый, несмотря на запрет, все равно сбегал, как и раньше. А еще он полюбил бывать у двадцать седьмого, потому что там он мог часами рассказывать небылицы про то, что апельсины синие, только притворяются оранжевыми и, если его очень напугать, он побелеет, что он вчера видел шоколадку, она убегала от него и дразнила…в общем, все, что взбредет в голову, а тот только слушал, слушал, все угукал, иногда спрашивал что-нибудь, но никогда не перечил, мол, не бывает маленьких, таких, крооошечных, светящихся, которые бегают по потолку, когда тушат свет, наверное, он не особо верил, в любом случае, не прерывал его рассказов. Дождавшись, когда его «надсмотрщик» уйдет, двенадцатый улизнул из комнаты, увиливая от глаз новехоньких камер, которые поставили совсем недавно в коридорах, он-таки добрался до нужного крыла и двери…
Слепой как всегда молчал. На самом деле, он пропускал половину мимо ушей, просто довольный тем, что он сидит не один, и, вроде бы как, ему было вовсе не скучно. Они договорились, что плакса будет приносить ему какие-нибудь здоровские штуки, которых он не знал, и объяснять для чего они нужны, он – ощупывать и слушать нечто более содержательное, чем про синие апельсины, которые кажутся оранжевыми. Для него они были неровными, упругими и вкусно пахли: какие еще могут быть предрассудки? Когда плакса пришел, он сразу же нашел друга в комнате и всучил ему что-то длинное и гладкое. Пальцы быстро стали перебирать поверхность штуки.
-И что это?
-Это ручка, я стащил ее со стола на втором этаже! Ей пишут!
-Что делают?
-Ну, водят по бумажке, а на ней остается след. Это как твои эти точечки, ну, только для тех, кто видит.
-Ааа…И ты умеешь!?
-Ну, та тетя меня учила, конечно…Я могу написать свой номер! – он рассмеялся глуповато, - Гы-гы-гы!
-Эй, ты опять тут? – послышался голос Летуна на входе, чего присосался к парню? Тебя же опять отругают!
-А мне с ним веселее! – бодро ответил плакса.
-Да, конечно, и потому ты вчера нарисовал ему на лице фломастером!?
-Ну, красиво же нарисовал! – на это сотруднику было нечего ответить, красиво или нет, он вчера отмывал это лицо от красных кружочков и зеленых крестиков с синими волнами полчаса. Он замолчал, подошел к ним и устроился на пол.
-А что такое «Дух», я видел, это было написано там, на третьем этаже? Большими такими буквами! И на ручке тоже, сбоку.
-Звучит, как когда сквозняк ходит по коридорам, - двадцать седьмой, слабо себе представлявший предмет разговора, помнил этот легкий-легкий свист, почти неразличимый, а дух – это явно что-то, что, даже если очень захочешь, едва ли поймаешь руками.
-Духи – это вы.
-А вы кто? – двенадцатый очень смутился, он-то гадал, почему у больших нет номеров!
-Ну, люди…У нас нет железяк на животе, и…
Что-то загудело, затренькало на потолке.
-Оп! Свет дали!
-Ага, - щурился двенадцатый, слепой улыбнулся: слово «свет» ассоциировалось у него с чем-то мягким, как подушка.
Предвкушает люли, но TBC